Когда вежливого бандитского нотариуса сменил Жирносек, сделавший Лавочкиной укол снотворного, женщина подумала об одной подозрительной вещи. Почему бандит так уверен, что получит свои три миллиона? Ведь на руках у него есть только ее письмо, где кроме прочего она просит Анатолия выдать деньги. А если он откажет? Неужели бандиты станут угрожать применением силы? Вряд ли. Их главарь производит впечатление умного человека, он наверняка понимает, что охранные структуры корпорации, имеющей миллиардные обороты, прихлопнут его банду, как мошку. Нет, тут что-то другое, слишком уверен главарь в своем успехе. Неужели предал Анатолий, неужели он сдал жену бандитам, чтобы завладеть ее деньгами? Похоже, очень похоже. Достаточно вспомнить ту легкость, с которой ее захватили. Здесь не обошлось без предательства. А ведь она только ради того, чтобы Анатолия пощадили бандиты, согласилась на заморозку. Вот дура!
Эта была последняя мысль Инессы Григорьевны. Глаза ее сомкнулись, и Жирносек сделал второй укол — антифриза.
Глава 38
— Наша контора всегда соблюдала главный принцип социализма «каждому по труду». А иначе советская власть рухнула бы гораздо раньше, — Бахрушин протянул Комбату две небольшие пачки — долларов и рублей.
— И при Брежневе с Андроповым баксами платили? — Борис сунул деньги в карман плащовки, так как его бумажник для такого количества купюр был маловат.
— Ну, до такого не доходило, хотя иногда выдавали инвалютные чеки. Зато особо отличившимся сразу вручали ключи от машины.
— Выходит, я особо отличившийся? — поинтересовался Рублев.
— Как тебе сказать. Сейчас, в отличие от того времени, новыми «Жигулями» никого не удивишь, а на другую машину у тебя денег не хватит.
— Ну почему же! А «Ока» или «Запорожец»?
— Мы говорим о машинах, — напомнил Бахрушин. — И для страны польза от твоей командировки минимальная. Зато наши друзья-американцы не поскупились, к оговоренной сумме добавили премиальные. Скажи честно, Борис, они сначала хотели дать деньги тебе на руки?
— Был такой разговор, но я, как русский офицер, предпочел обойтись без чужих подачек. Мои заслуги должно оценивать мое же государство, — прямо рубанул Комбат.
— Вот государство и оценило. Некоторые руководители уже поняли, что главное наше богатство — не сырье, бездумно продаваемое за границу, а люди. Впрочем, оставим высокие материи, ты лучше скажи, как съездил? Душу защемило, когда увидел места, где когда-то воевал?
— Да. Я и здесь с друзьями часто вспоминаю об Афгане, но там, на месте, все представилось гораздо четче, словно мы только вчера вышли из боя. Временами казалось, что стоит перейти реку, и я окажусь не в суверенном Таджикистане, а снова в СССР. Только английская речь постоянно возвращала меня к действительности. Тогда мы с американцами были врагами, а теперь превратились в союзников.
— Надолго ли? — вырвалось у Бахрушина и он, пытаясь исправить оплошность, взглянул на часы. — Ладно, Борис, извини, надо идти к начальству.
Комбат извинил. Он вернулся домой и отключил от сети мобильник, успевший полностью разрядиться за время его отсутствия. Введя пин-код, Борис увидел, что чаще всего с ним пытался выйти на связь Подберезский.
— Ишь, Андрюха, не терпится ему узнать, как я съездил. Ладно, наберу, доложу.
Но выяснилось, что Подберезского мало интересовали детали поездки Комбата. Другое, куда более масштабное и трагическое событие заслонило вояж Рублева в места их совместных боев.
— Убили? — грустно переспросил Борис, услышав скорбное известие о гибели Буданцева.
— Да, Иваныч, буквально пару дней тому назад. Ты подъезжай ко мне, помянем, обсудим.
— Хорошо, только немного приведу себя в порядок. Меня же только утром сюда доставили, и пришлось, едва отдышался, срочно ехать по делам.
К появлению Комбата Андрей успел накрыть стол, хотя особых усилий это от него не потребовало. Как холостяк, зарабатывающий несколько больше среднего москвича, он давно и успешно приспособился закупать готовую еду в кулинарном отделе расположенного неподалеку гипермаркета. До этого Андрей перепробовал несколько вариантов, пару раз траванулся, однако сумел найти то, что его больше всего устраивало.
Подберезский с хрустом свинтил крышку. Выпили, не чокаясь. Каждый вспоминал о друге, тело которого только вчера предали земле. Комбат нарушил молчание, глухо сказав:
— Я только вернулся оттуда, где гибли наши друзья. Но то война, хотя бессмысленная и непонятная для простого русского человека. У меня были сослуживцы, нашедшие смерть во время учений или тренировочных занятий. Но они были людьми военными, осознанно выбравшими дело, связанное с риском. Тут же погиб человек вроде бы мирной профессии, хотевший всего лишь донести до людей правдивую информацию.
— Не скажи, Иваныч! Я где-то читал, что среди журналистов процент погибших даже выше, чем у военных. Сейчас это одна из самых рискованных профессий.