— Пожалуй, нынче утром или вечером никакой симфонии не будет.
— Что ж, этого и следовало ожидать.
— Мне надо придумать развязку, а уж потом строчить.
В глазах Хелен мелькнуло легкое презрение, но она смолчала. Конвей поспешно проглотил завтрак и закрылся в кабинете. Перечитав написанное, он сделал несколько поправок и начал обдумывать развитие сюжета. Он описал преступника, который совершил так называемое «невозможное, идеальное» убийство. Теперь надо было создать героя, который оказался бы чуть-чуть умнее убийцы и доказал, что «идеальное» мокрое дело провернуть нельзя. Легкие решения — неожиданные догадки, случайные совпадения, забытые улики — он отверг сразу же. У Конвея убийца умел оценивать свои возможности и потому совершил тщательно продуманное и подготовленное преступление. И поймать его должны были не благодаря ошибке, а потому, что он все сделал правильно.
Два дня и две ночи искал Конвей решение, но так ничего и не изобрел. Под вечер третьего дня он пришел к убеждению, что действительно придумал «идеальное» убийство, и раскрыть его невозможно.
Все это время он сторонился Хелен, чутко прислушиваясь к звукам в доме и сверяясь с ее распорядком дня. Новая неудача повергла его в смятение. Надо было уйти из дома, прогуляться на воздухе, сменить обстановку.
Хелен поджидала его в гостиной, будто кошка, караулящая у норки мышь.
— Не удивляйся, я здесь живу. Или ты уже забыл об этом? Сколько еще ты будешь прятаться от меня?
— Я не прятался, а работал.
— Над чем? Делал себе маникюр? Машинки я не слышала.
Конвей напомнил себе, что должен сохранять спокойствие и не позволять Хелен выбить себя из колеи.
— Я работал над концовкой. Очень трудно было найти решение.
— Нашел?
— Не совсем, но я…
— И никогда не найдешь.
Теперь она должна была взбеситься, завизжать, как это обычно бывало, но ничего подобного не происходило. В ее душе кипела злость, но Хелен остужала ее холодным презрением.
— Очередной неудавшийся «шедевр»?
— Да ладно тебе. — Конвей развернулся и направился к спасительной двери, в надежде, что удастся увильнуть от разговора.
— Стой. Я тут весь день просидела не затем, чтобы полюбоваться твоей бледной рожей.
Конвей вздохнул с некоторым облегчением. Значит, скандала не будет. Хелен хочет что-то сказать ему.
— Ну, что ж, миссис Конвей, я вас слушаю.
— Не зови меня миссис Конвей, это напоминает о связи с тобой. Ты мне противен. Я тебя презираю. Если бы ты заслуживал моей ненависти, я бы тебя ненавидела.
— Отлично сказано. Прямо как в моем незаконченном рассказе.
— Прибереги свои остроты для других.
— Я только поддерживаю беседу и жду, когда ты скажешь главное.
Хелен помолчала несколько секунд.
— Я хочу развода. И, если ты не тупее, чем мне кажется, то наши желания совпадают. Значит, надо действовать.
Впервые слово «развод» было произнесено вслух. Конвею показалось, что воздух вдруг сделался чище.
— Что ж, полагаю, нам и впрямь надо развестись.
— Отлично, — сказала она. — Тогда давай подумаем о деньгах.
— Ты же знаешь, сколько у нас на счете. Этого должно хватить на судебные издержки.
— Да. А мне что делать?
— То есть?
— Думаешь, можно развестись и вышвырнуть меня без цента в кармане?
— Во-первых, это не я с тобой развожусь, а ты со мной. Во-вторых, можешь забрать все, что у меня есть, до последнего цента. Больше ничего предложить не могу.
— Замечательно. Просто прекрасно! Отдашь мне все, что останется после оплаты развода. Да этого не хватит и на проезд в автобусе. Тебе-то хорошо, а как быть мне?
— Ну, ты могла бы вернуться в Топику. Помирись с сестрой и живи с ней в доме вашей матери.
— Ну уж нет. Я не стала бы разговаривать с Бетти, даже если бы в мире никого, кроме нее, не осталось. И эта селедка — всего лишь моя сводная сестра.
— Хорошо. Чем ты занималась до нашей свадьбы?
— Какая разница?
— Насколько я помню, у тебя была работа, ты получала тридцать семь долларов в неделю, и тебе хватало. После заключения брака твои денежные дела несколько поправились. К сожалению, я не смогу держаться на том же уровне. Но ты вольна вернуться на службу. Я буду платить тебе алименты, пока ты не найдешь другого мужа. Жить можно. Только больше не выходи за писателя.
— Не морочь мне голову. Я не собираюсь всю жизнь выколачивать из тебя центы. Мне нужны наличные. Не очень много, но немедленно.
— Что, по твоим меркам, «не очень много»?
— Пять тысяч долларов.
Еще в начале разговора Конвея удивило ее спокойствие, а теперь он совсем растерялся. Хелен явно что-то задумала, но вот что именно? Этого он не мог себе представить.
— И где же, по-твоему, я возьму эти пять тысяч?
— Разумеется, я знаю, где. Я составила список некоторых твоих друзей, они неплохо зарабатывают, — Хелен извлекла из сумки листок бумаги. — И любят тебя, уважают, потому что ты напишешь великий американский роман. Вы не виделись уже два года, и им неведомо, что ты неудачник. Вот и собери с них понемногу. Они же дельцы, не писатели.
— Ты спятила!