Идеальное отражение

— Не уверен он! — Синдбад фыркнул. — Мы рискуем собственными задницами, подставляемся под выстрелы и колёса исчадий техноса, а ты, значит, будешь гордо молчать, держать нас за пешки, за безмолвные фигуры, которые можешь по своему разумению двигать куда надо?

Колючий ничего не сказал, но осуждающе покачал головой.

Да ещё и подумал, наверное, своё любимое «Бог всё видит».

— Напоминаю, что вы пошли за мной сами! — огрызнулся я. — Если помнишь, я вас не заставлял!

К этому моменту мы уже добрались до железнодорожной ветки и шли вдоль неё на юго-восток. По левую руку, за оградой, виднелась чаща Тимирязевского парка, в этом месте дикого и очень странного. Мутировавшие то ли под влиянием Катастрофы, то ли после опытов неодруидов растения сплетались в колючую серо-зелёную стену.

Между оградой и насыпью оставалась узкая полоса свободной земли, всего метров в пять.

— Не стоит повышать голос на брата своего, — вступил в беседу Колючий.

— На брата! — Я криво усмехнулся. — С чего бы это вы мне в братья набиваетесь? А?

Возможно, я наговорил бы много ерунды, но тут засигналили импланты, а потом и обычный слух дал знать, что по железной дороге катит нечто большое и шумное. Донёсся тяжёлый лязг, грохот и пыхтение, сменившиеся протяжным шипением и стуком, и насыпь принялась ритмично подрагивать, точно от страха.

— Набива… — Синдбад осёкся, он тоже уловил приближающийся грохот.

Раскатывающие по железным дорогам чугунки произошли от стоявших в московских депо локомотивов. Слезать с рельс они так и не научились, но зато обзавелись многими опасными привычками и умениями. Столкнуться с таким биомехом нос к носу ничуть не менее приятно, чем с бульдопитеком или носорогом.

А возможности избежать встречи у нас почти и не было.

Если только сигануть через ограду в парк, во владения неодруидов, в гости к шипастым кустикам, при виде которых дедушку Мичурина хватил бы удар. Потом, правда, нужно будет выпутаться из «ласковых» растительных объятий, а затем ещё и объясниться с хозяевами.

— Перескочим через ветку и укроемся с другой стороны? — спросил Колючий.

Мысль дельная, вот только времени на воплощение её в жизнь у нас нет.

— Не успеем, — я покачал головой. — Заляжем. Может, эта махина нас попросту не заметит.

Чугунки — создания малопредсказуемые, и если рапторы почти всегда нападают на людей, то представители других видов менее агрессивны. Даже бронезавр или дракон, произошедшие от военной техники, не всегда бросаются в атаку, завидев человека, что же говорить о бывшем локомотиве?

Он запросто может проследовать мимо, не обратив на нас внимания.

— Попробуем залечь. — Синдбад первым шлёпнулся на землю, мы с Колючим повторили его манёвр.

Насыпь задрожала сильнее, и показалась ползущая по рельсам туша, похожая на громадного слизняка, увешанного короткими щупальцами и чем-то вроде металлических ушей. Протяжный гудок возвестил, что кое-какие паровозные «органы» монстр сохранил, а щекотка у меня во внутренностях дала понять, что нас «увидели», что биомех обратил на нас внимание.

Тупая морда чугунка, покрытая бугристыми наростами, окуталась голубоватым сиянием.

— Это же… — прошептал бывший праведник.

— Не дёргайся! — шикнул я на него.

Полыхнуло, и мощный электрический разряд пронёсся над нашими головами, вонзился в ограду парка. Металлические прутья расплавились, точно были из воска, шибанула волна жара и резко запахло озоном.

«Промахнулся?» — сказал Синдбад через М-фон.

«Нет, — ответил я. — Дал предупредительный, чтобы не рыпались».

Железнодорожный биомех подъехал ближе, стал слышен монотонный шум, словно от кипящей в огромном котле воды. Простучали по шпалам искорёженные, никак не круглые колёса, и исполинская туша начала понемногу удаляться.

— А теперь берём руки в ноги и убираемся отсюда, — сказал я. — Разговоры потом! Вперёд!

И мы побежали.

Импровизированный кросс в полной выкладке закончился у Чуксина тупика, когда граница парка и насыпь разошлись. Нам открылся вид на громадный разлом, на исходящий из недр земли дым, а свежий северный ветер принёс запах гари.

Я, честно говоря, думал, что спутники мои остыли, и вопросов больше не будет, но надежда умерла быстро. Синдбад заговорил, едва мы перешли с бега на шаг и убедились, что вокруг более-менее безопасно.

— Ну что? — спросил он. — Ты собираешься выкладывать нам всё или по-прежнему будешь держать нас за дураков?

Выбор передо мной встал нелёгкий: либо не изменить собственным принципам и промолчать, но, скорее всего, лишиться доверия и поддержки, либо сказать всё, поступить честно и правильно, но резко увеличить степень собственной уязвимости.

Ведь чем больше знают о тебе другие, тем ты слабее.

— Ладно, уговорили, черти красноречивые, — сказал я, решив, что непорядочно держать в неведении тех, кто уже не раз выручил меня из беды. — Дело обстоит следующим образом…