Идеальная жизнь

Когда снова стали снимать, солнце уже село, убаюканное небом перед наступлением ночи. Зрелище было потрясающим: на лице Алекса явно читалась обида, а в меркнущем свете силуэт Джека походил скорее на воспоминание, чем на человека из плоти и крови.

— Ты указываешь мне, как жить! — выкрикнул Алекс.

Неожиданно его голос словно треснул, и он стал удивительно похож на подростка, которого отец отругал в одном из ретроспективных, уже снятых эпизодов. Во время репетиции герой Алекса всю сцену кричал в надежде спровоцировать отца, но сейчас его голос опустился до шепота.

— Много лет я думал, что чем больше буду стараться, тем лучше всем станет. Постоянно уверял себя, что однажды ты обратишь на это внимание. — Голос Алекса сорвался. — И старался я не для себя. Я старался для тебя. А ты и не замечал, да, па? Чего ты от меня хочешь? — Алекс сглотнул. — Кем, черт побери, ты себя возомнил?

Алекс протянул руку и схватил Джека за плечо — очередная импровизация. Я затаила дыхание, видя слезы Алекса и впившиеся в плечо Джека пальцы. Невозможно было с уверенностью сказать, намерен ли Алекс толкнуть Джека на землю или же, наоборот, цепляется за него, чтобы не упасть.

Джек, которого поведение Алекса удивило не меньше, просто смотрел ему в лицо — на секунду показалось, что он готов дать отпор. Но потом он сбросил руку Алекса с плеча.

— Никем, — произнес он свою реплику, отвернулся и пошел прочь от камер.

Я отошла в сторону, когда операторский кран, на котором находилась камера, внезапно поехал влево, чтобы поймать профиль Алекса. Он смотрел на кукурузное поле и, я знала, видел рукав грязной реки, раколовку на крыльце дрянного ресторанчика, резко очерченное лицо отца, которое было обрюзгшей копией его собственного лица, — образ, от которого он так открещивался, но с которым, по иронии судьбы, сросся.

Солнце скрылось за забором, который, казалось, только и не давал Алексу упасть. Он закрыл глаза и опустил голову. Камера продолжала работать, потому что ни у кого не хватало храбрости остановить съемку.

Вперед шагнул Джек.

— Снято, черт побери! — выкрикнул он.

С секундной задержкой раздались аплодисменты — это съемочная группа поняла, что стала свидетелем чего-то редчайшего и прекрасного.

— Закончим на этом, — сказал Джек, — лучше я не сыграю.

Кто-то засмеялся, но Алекс, казалось, ничего не слышал. Прямо от забора он направился в сгущающиеся сумерки, протискиваясь мимо тех, кто стоял у него на пути. Он пришел в мои объятия и на глазах у всех признался мне в любви.

В феврале мы с Алексом сидели в постели в нашей квартире и смотрели по телевизору, как президент Киноакадемии и актриса, получившая в прошлом году премию за «Лучшую роль второго плана», зачитывают номинантов на награды Киноакадемии в 1993 году по пяти основным категориям. Еще не было и шести утра, однако церемония должна была проводиться по восточному поясному времени. Алекс делал вид, что все происходящее его мало заботит, но при этом беспокойно ерзал под одеялом.

Алекса номинировали в категории «Лучший актер» и «Лучшая режиссура», а Джека — «Лучший актер второго плана». «История моей жизни» была выдвинута на «Лучший фильм года» и в целом номинирована в одиннадцати категориях.

Алекс покачал головой, расплываясь в широкой улыбке.

— Поверить не могу! — произнес он. — Никак не могу в это поверить!

Он повернулся к тумбочке и отсоединил телефон.

— Зачем? — удивилась я.

— Сейчас будут звонить и Герб, и Микаэла, и вообще все, кто знает этот номер. Господи, я погрязну в звонках до того, как уеду в Шотландию. — Через пару недель он приступал к съемкам «Макбета». Он снова повернулся ко мне, глаза его сияли. — Скажи мне, что это не сон.

Я протянула руку.

— Сейчас я тебя ущипну.

Алекс засмеялся и придавил меня к кровати.

— Я знаю способ получше, — сказал он.

Мы даже не успели позавтракать, потому что Алекс должен был встретиться с Барбарой Уолтерс, которая брала интервью у номинантов на «Оскара». Вошел Джон и сообщил, что толпы поклонников и журналистов развернули за воротами целый лагерь.

Две недели назад я обратилась к клинику. Врач подтвердил, что я беременна, срок двенадцать недель, поздравил меня и сказал, что Алексу будет трудно решить, какая из новостей более захватывающая.

Я не сообщила Алексу о ребенке, решив сделать это в день, когда Барбара Уолтерс будет записывать интервью у нас дома. Я не стала пока ничего ему говорить, чтобы не отвлекать от других важных дел, но прошло целых две недели, прежде чем улеглась шумиха от обязательных встреч и фанфар. Я уверяла себя, что только по этой причине до сих пор храню новость в секрете и завтрашнее интервью, в котором он может Барбаре Уолтерс и всему миру открыть тайны своей жизни, не имеет к этому никакого отношения.

Я, по всей видимости, оказалась в числе двух процентов женщин, которые беременеют, принимая противозачаточные таблетки. Мне и в голову не приходило, что за три года отношение Алекса к детям могло сохраниться прежним. Насколько я видела, он оставил призрак отца в прошлом, где ему и было место.