А затем это же самое возражение, направленное против материализма, может быть сделано и против идеализма и против религиозного мировоззрения. Почему, например, неслучайно чистое бытие или бог? Чем они определяются? Ответом на этот вопрос у идеалистов или теологов служит то, что миросоздание рассматривается с точки зрения телеологии. Но это совершенно не может служить доводом, так как сама целесообразность как свойство идеалистической субстанции, тоже может быть рассматриваема как случайность. И вообще телеология как принцип объяснения мира фактически оставлена, подлинно научной мыслью или, как выражается Энгельс, «старая телеология пошла к чорту»[8-9]; а поэтому, собственно, нет надобности останавливаться на этом. Само собой ясно, что тут речь идет только об имманентной или трансцендентной целесообразности, лежащей в основе идеалистических систем.
Гегель сам отвергает телеологию как метод исследования действительности.
Имеется еще одно возражение Гегеля, направленное против материализма, — возражение, исходящее якобы из диалектического принципа. Старое правило материалистов, что ничего из ничего не происходит, что что-либо должно происходить из чего-нибудь, Гегель объявляет неподвижным метафизическим принципом, так как нечто дается готовым, закопченным, следовательно, невозможно становление и развитие. Спрашивается, почему же содержательное нечто должно быть непременно дано в абсолютно законченном виде? Высказывая эту мысль, Гегель, очевидно, определяет материю как неподвижную субстанцию. Зачем же давать ей такое определение? Материя и движение как субстанция определяются своими собственными законами, являющимися необходимостью. Согласно диалектическому материализму, материя и движение представляют собой единство противоположностей, так же как объективные реальные формы их существования — время и пространство. Основой становления может быть только движущаяся материя. Материя и движение представляют собой переход нечто в другое, чем и обусловлен процесс становления и процесс развития. Это очень хорошо понимали идеалисты, когда объявляли процессы становления недействительными. Именно поэтому материя определялась у них в лучшем случае как возможность. С точки зрения идеализма, все то, что так или иначе изменяется — что возникает, исчезает, развивается, умирают, — тем самым провозглашалось как иллюзия, что собственно делает и сам Гегель, лишая природу исторического движения во времени[8-10]. Четко и определенно выразил отношение к материи Плотин. Стремясь оправдать свой абсолют, Плотин спра-ведливо замечает, что становление немыслимо без материи. «Только становящееся и возникающее нуждается в материи, а то, что, напротив, не становится, — не нуждается ни в какой материи»[8-11].
Итак, греховность материи заключается в том, что она является основой становления, а величие идеалистического абсолюта состоит в его неподвижности. Плотин совершенно прав, дав верную формулировку как идеализму, так и материализму.