Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

В мемуарах, относящихся к XVIII веку, подчеркивается традиционная приверженность казацкой старшины «своим» коллегиумам и академии. Однако эти же источники позволяют увидеть рефлексию в отношении новой дворянской идентичности и связанные с этим напряженные поиски оптимальной программы образования и воспитания для своих детей. Со второй половины XVIII века воспитательные практики, характерные для местной казацкой старшины, обладающей властью и определенным достатком (далеко не всегда значительным), подвергаются переосмыслению в тесной связи с формированием статусных представлений. Эта тема воспитания сыновей в новых условиях для многих старшин становится предметом специального внимания, консультаций, переписки, связанной с поисками знатных покровителей[187]. Стратегию обучения своих сыновей казацкая старшина нередко обсуждала с привлечением людей, получивших образование в европейских университетах. Известно, что немало выходцев из украинских земель училось в иезуитских коллегиумах и академиях Речи Посполитой, университетах, прежде всего немецких[188]. В этой связи интересна переписка середины 1790‐х годов между Афанасием Шафонским и помещиком Переяславского полка Акимом Сулимой, который, намереваясь отправить сыновей в Германию, расспрашивал обо всех деталях образования и воспитания в этой стране[189]. Сам же Шафонский, сын небогатого сосницкого сотника, учился в Галле, Лейдене и Страсбурге, где получил степень доктора медицины. Своего сына и еще одного родственника он также отправил в Германию для завершения образования.

Личные источники показывают, что во второй половине XVIII века казацкая старшина в большинстве своем по-прежнему придерживалась традиционной «программы» обучения и воспитания. Однако многие представители старшины начинают выражать неудовлетворение «латинским» образованием[190]. На это повлияла просветительская критика «латинского» образования, звучавшая во всей Европе, с которой были знакомы образованные слои украинского общества. В результате казацкая старшина все чаще выражала сомнение в пользе такого образования для карьеры и служебной деятельности сыновей[191]. При этом очевидно, что и процесс нобилитации, необходимость подтверждения дворянского достоинства, и связанные с этим поиски новой идентичности[192] стимулировали критическое осмысление выбора стратегий образования.

С середины XVIII века фиксируется и начало институционального кризиса в самих православных коллегиумах и Киевской академии, наблюдаются существенные сдвиги в определении целей воспитательного процесса. В связи с новыми запросами старшины с 1760‐х годов в этих учебных заведениях велись поиски путей создания модели, подобной шляхетским коллегиумам (Collegium Nobilium). Это было обусловлено как новыми представлениями о «достоинстве» и «знатности» (желание новоявленного дворянства отделиться от казацкой массы и противопоставить себя ей), так и идейными влияниями, связанными с эпохой Просвещения[193]. Реальные шаги, сделанные с целью соответствовать вызовам времени, наиболее полно проявились в создании при Харьковском коллегиуме в 1768 году так называемых «прибавочных классов» именно для обучения и воспитания дворянских детей[194].

Тесную связь воспитательных стратегий и процесса нобилитации демонстрирует еще один эпизод. 3 мая 1767 года малороссийский генерал-губернатор П. А. Румянцев-Задунайский получил указ об отправке в Кадетский корпус юношей из лучших дворянских «малороссийских семей». Это решение было результатом усилий разных сторон, поскольку в 1761 году Сенат запретил принимать этих детей, мотивируя это тем, что в «Малороссии дворян нет»[195]. Безусловно, после снятия запрета в 1767 году множество детей старшины училось в Кадетском и Шляхетском корпусах, других учебных заведениях для дворян.

В образовательных стратегиях казацкой старшины с 1760–1770‐х годов начинает фигурировать и Московский университет. Несложно отыскать примеры старшинских семей, в которых отцы семейств сами учились в Киевской академии, а затем, прикладывая большие усилия, отправляли всех своих сыновей в Московский университет. Это можно сказать о подсудке поветового суда Федоре Тимковском, земском судье Степане Лашкевиче и многих других[196]. Конечно, обучение в Москве обходилось дешевле, но не менее важно и то, что в столице молодых людей могли опекать родственники и друзья, которые не только помогали обустроиться, но и вводили молодых дворян в свой социальный круг. Отцы заранее искали таких людей, договариваясь о таком патронаже задолго до момента возмужания сыновей.