Идеал (сборник)

– Да. Из всей этой истории с убийством. Только мы не будем сейчас говорить об этом. Завтра. Попробуйте уснуть.

– Да, Джонни.

Он пододвинул стол под световой люк, залез на него, открыл пыльное окошко и подтянулся вверх на сильных молодых руках. Став на крыше на колени, он шепнул:

– А теперь не думайте ни о чем. Усните. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Джонни, – прошептала она, глядя вверх удивленными глазами.

Он аккуратно прикрыл окно. Он сидел на крыше, сгорбившись, обнимая колени руками. И сидел так долгое время.

За морем крыш медленно поднималась ржавая дымка, и вдруг яркую синеву над темной полосой разорвала неяркая розовая трещина, повисшая над городом – мягкая, светлая, чистая. Вокруг, под ногами его, спали дома, темные в полосах сажи, и лишь несколько окошек светилось во всем городе, росинками, розовеющими в зарождающемся свете. Солнца не было. Только синева над головой становилась гуще и ярче, да за брошенными на облака черными тенями небоскребов вонзались в небо снопы лучей, еще не ясных, бледных, бесцветных, похожих на гало. Не шевелясь, Джонни Дауэс наблюдал за тем, как над городом встает рассвет.

Услышав доносившийся откуда-то снизу визг колес, скрип трамвая, прогремевшего по холодным рельсам, заметив в окнах светлые точки, он осторожно заглянул во тьму окна, тьму, хранившую за собой бледное, золотое сокровище на белой подушке. Тогда он открыл окно и соскользнул вниз, в свою каморку.

Кей Гонда спала.

Укрыв ноги своим пальто, припав к подушке черными атласными плечиками, разбросав золотые волосы даже через край постели.

Прикоснувшись к ее плечу, он негромко позвал:

– Мисс Гонда!

Она открыла глаза и повернулась на спину, чуть приоткрыв губы, ленивые, мягкие, чуть припухшие ото сна, и кротко, как ребенок, проговорила:

– Доброе утро.

– Доброе утро, мисс Гонда. Мне жаль вас будить. Однако вам пора вставать.

Она села на кровати, длинным и неторопливым движением отбросила волосы назад, помогая пальцами непокорным прядям. Моргнув, она сонным голосом проговорила:

– Неужели мне пора вставать?

– Да. Нам нельзя терять время.

– Что ты задумал, Джонни?

– У меня есть план, чтобы спасти вас. Нет, сейчас я ничего не могу сказать. Вы должны довериться мне.

– Я верю тебе, Джонни.

– И вы поступите в точности так, как я вам скажу?

– Да, Джонни.

– Вы приехали на автомобиле?

– Да. Я оставила его за углом.

– Спускайтесь к своему автомобилю и уезжайте. Куда угодно. Езжайте вперед, оставив город за спиной, туда, где никто не сможет увязаться за вами. Езжайте весь день. А к вечеру можно будет вернуться. В собственный дом. Тогда все будет в порядке. Вам ничего не будет грозить.

Она пристально, с любопытством посмотрела на него. Но ничего не сказала.

– Вы сделаете это? – спросил он.

– Да, Джонни.

Подойдя к двери, она на секунду остановилась. Джонни все еще смотрел на нее.

– Одно мгновение или множество жизней – есть ли разница между ними? Но видеть вас, знать, что вы существуете, знать, что вы можете существовать… Я хочу, чтобы вы запомнили только одно – я благодарю вас.

Она медленно повторила:

– Знать, что это существует, что оно может существовать.

После того как шаги ее затихли на лестнице, он долго стоял наверху, а потом подошел к столу, сел и написал письмо. Запечатав конверт, он приставил его к бутылке.

А потом открыл дверь и прислушался. Он услышал, как миссис Маллиган брела вверх по лестнице, гремя мусорным ведром о ступеньки. Она оставила дверь в кухню открытой, и он услышал ее стенания.

Он тоже оставил дверь открытой, чтобы услышала миссис Маллиган. Он хотел, чтобы она услышала…

Кей Гонда гнала со скоростью семьдесят миль в час по ровным и длинным загородным дорогам, руки ее лежали на рулевом колесе, золотые волосы трепал ветер. Ее длинный, приземистый и блестящий лимузин пролетал мимо оплетенных розами зеленых изгородей, полей люцерны и ферм, от которых автомобиль провожали встревоженные глаза, а выгоревшие на солнце головы укоризненно кивали. Брови ее хмурились, глаза не отрывались от летевшей навстречу дороги. В глазах ее читался последний вопрос, на который еще не было ответа.

Когда она въехала обратно в город, уже вечерело, и первые фонари на перекрестках затевали свою борьбу с красными лучами заката. Мальчишки-газетчики размахивали белыми листами, оповещая об экстренном выпуске. Она не обратила на них никакого внимания.

Подъехав к собственному особняку, она с визгом тормозов на полной скорости остановила машину под белыми колоннами фасада. Торопливо взбежала по ступенькам, цокая каблуками по белому мрамору. В полумраке просторной прихожей нервно расхаживал чей-то явно разгневанный силуэт, замерший на месте как вкопанный при виде ее. Силуэт принадлежал Мику Уоттсу.

Трезвому. В расстегнутой на горле рубашке. Встрепанный, с налитыми кровью глазами он комкал в руке газету.

– Так вот кто к нам пожаловал? – рявкнул он. – Явилась, наконец! Я-то знал, что ты вернешься! Знал, что ты вернешься именно сейчас!