Ида Верде, которой нет

Иногда они спускались к гостям по разным лестницам, каймой опоясывающим гостиную. А иногда, как сегодня, по одной: обнявшись, склонив друг к другу головы, томно улыбаясь — и только внизу их разделили снующие гости, которые следили за ними завистливыми и понимающими взглядами. Идеальная пара… Но так ли идеальна, какой представляется, когда они являются публике, не скрывая того, что только что выскочили из постели. Что это? Равнодушие к мнениям? Или, напротив, эпатаж? Непростительная и неприятная откровенность, сродни эксгибиционизму.

Ида подхватила стройную стекляшку с подноса, официант учтиво наполнил ее шампанским, она сделала первый обжигающий горло ледяной глоток и… скоро ей казалось, что она весело рассыпается по гостиной лепестками цветов.

Она улыбалась всем и никому в отдельности. Очень серьезно уговаривала нахмуренного Кторова, великого и невозмутимого «печального комика», создать гильдию актеров синематографа в целях борьбы с произволом продюсеров, а главное — с манией величия великолепных постановщиков.

— …которым нужны лишь марионетки, — провизжал ей в ухо уже пьяненький и готовый буянить Жорж Александриди, бывшая звезда мелодрам и «Защиты Зимнего», а ныне темная личность.

Его никогда никуда не звали, но чудесным образом он появлялся на всех вечеринках.

Из бассейна на него не мигая поглядывала рыбка-красноперка, с которой через час он наперегонки будет рассекать водную гладь. Ну не мог Александриди отказать себе в удовольствии на закате рухнуть в чужой бассейн — во всем своем красочном облачении, со стаканом виски в руках, с воплями и песнями!

Потом Ида оказалась в кружке французов, которые держались сторожко и с удивлением рассматривали стеклянную круглую емкость, похожую на аквариум, до краев наполненную осетровой икрой, — ах, как Лекс любил пускать пыль в глаза!

Из-за куста выскочил известный беллетрист, специализирующийся на писаниях о синематографе, и, поводя лукавым мутным взглядом, забалаболил с французами. Кольхен Ланской.

Ида усмехнулась — она знала, что Кольхен всегда врет.

В воротах мелькнули фигуры тех, кого на самом деле ждал Лозинский: Александр Ожогин, заправила Русского Холливуда, владелец студийного города «Новый Парадиз», и его хрупкая жена Ленни Оффеншталь, знаменитая авангардистка.

Ида глядела на Оффеншталь со странной полуулыбкой. У нее и Ожогина были очаровательные, совершенно непохожие друг на друга трехлетние двойняшки. Ида усмехнулась.

«Непонятно, где в этом вертлявом эльфе поместились детеныши», — подумала она.

У них с Лексом детей не было. С молчаливого согласия — или уговора — обоих. Однако усмешка ее не касалась детей.

Оффеншталь с ее девчачьей мордашкой, мальчишеской фигурой, клоунскими одежками — то нацепит штаны до колен, то колпак с помпоном — и совершенно непозволительными для дамы ее ранга прыжками и ужимками была мировой знаменитостью. Первая в мире женщина-режиссер, чьи фильмы получали золотые медали Парижской и Нью-Йоркской выставок. Сам Чаплин называл их гениальными. В Европе с ней носились как с иконой.

А она, красавица Ида Верде? Знаменита в Тамбове и Саратове? Конечно, Российская империя — большая. Миллионы поклонников ей обеспечены. Но все же, все же…

Она перевела взгляд на Ожогина, который с обожанием смотрел на крошечную жену. Положим, это не новость. Лекс тоже смотрит на нее с обожанием после пяти лет брака.

Но вот малышка Оффеншталь подняла глаза на мужа, и у Иды неприятно похолодело в затылке. А у нее самой когда-нибудь так светились глаза, когда она смотрела на Лекса? Хотя бы раз? В начале их совместной жизни? Так чего же лишила ее судьба? Или природа? Какое чувство ей не дано испытать?

Она улыбнулась еще шире, и ее улыбка превратилась в гримасу.

Кто-то толкнул ее, и, вздрогнув, она вышла из забытья.

Неверным шагом, наступая на клумбы, к Ожогину шагал Кольхен. Ида видела, как критик, зацепившись за куст жасмина, едва не упал на Ожогина, и тот весело удержал его.

За Кольхеном с громоздким штативом тащился фотограф. Боже мой! Как же Лекс любит красоваться перед камерой, запечатлевать себя, любимого, на пленке, а заодно и все, что его окружает! Шикарные мизансцены жизни волшебной пары!

Ида поискала глазами Лозинского. Наверняка топчется где-нибудь поблизости от камеры. Надо поскорее направить его к этой компании, а то будет потом ныть, что упустил Ожогина.

Ида подошла к оркестру, и через мгновение трубач сыграл первый такт песенки «Летний дождь». Это был их излюбленный прием привлечь внимание друг к другу на шумных сборищах. Лекс обернулся — она махнула рукой в сторону Ожогина, и через минуту долговязый наполеончик уже пробирался через толпу к владельцу «Нового Парадиза».

«Ну и отлично!» — Ида углубилась в сад, где начинались танцы.

Оркестр заиграл тягучую мелодию «Утро для тебя» — самую модную этой весной, — и Ида прислонилась к чьему-то крепкому плечу. Неплохой одеколон, будто пахнут замерзшие гиацинты. Чисто выбритая загорелая щека. Она подняла голову и увидела ярко-синие глаза, которые смотрели на нее с испуганным восхищением.