Читаем Языковая структура полностью

В других наших работах мы уже не раз говорили об интерпретирующих функциях языка (см. сноску 1). Мы этим хотели сказать, что отражение действительности в человеческом сознании не является механическим отражением, не является буквальным воспроизведением воспринимаемого или предполагаемого предмета. Человеческое отражение действительности по преимуществу является творческим отражением. Если какой-нибудь предмет попал в человеческое сознание, то он тут же вступает в область вечно подвижного человеческого сознания, мышления и вообще всякого переживания. А кроме того, в результате этой субъективной обработки объективно существующей или объективно предполагаемой действительности, в субъекте возникает тот творческий продукт, который тут же стремится опять вернуться к действительности, но уже к действительности не просто хаотически тягучей, но к действительности, получающей ту или иную творческую переработку и способной переделываться согласно тем или иным общественно-личным принципам.

Всю эту творческую стихию мышления, отражающего действительность, мы называли интерпретацией действительности и потому находили в языке в качестве самых главных именно интерпретирующие функции. Поэтому, когда мы выше сказали о смысловой валентности языка, то мы имели в виду, во-первых, чисто человеческую смысловую валентность, а во-вторых, в связи с этим и творчески-человеческую валентность, интерпретирующе-смысловую валентность, т.е. мыслительную, абстрактно пережитую, но в то же самое время готовую перейти к практике, к ее фактическому осуществлению, к переделыванию той самой действительности, отражением которой она была вначале.

В связи с этим будет точнее говорить не просто о смысловой валентности языка. Повторяем: все, что существует, всегда есть нечто, т.е. всегда обладает какой-то идеей или каким-нибудь смыслом, и потому в широком смысле всякий предмет вообще и всякая его динамическая валентность всегда будет так или иначе смысловой. С этой точки зрения каждое слово не есть просто отражение действительности, но то или иное ее мыслительное понимание. Всякий предмет, живя и развиваясь, получает бесчисленное количество разных смысловых оттенков, и его валентность тоже смысловая, поскольку каждый момент такой валентности отличается от всех других моментов и всегда что-нибудь значит. Поэтому, чтобы не было недоразумения, в настоящем месте нашей работы слово «смысловой» обязательно надо снабжать каким-нибудь более специфическим определением.

Можно было бы говорить об отражательно-смысловой валентности. Но и этого мало, поскольку термин «отражение» часто понимается слишком элементарно и слишком механистически – как буквальное отражение, не получающее ничего нового от той среды, в которой оно осуществилось, т.е. независимо от человеческого мышления. Необходимо указывать, что это отражение обязательно творческое, обязательно анализирующее и обязательно перерабатывающее всякую отраженную предметность, обязательно также и мыслительное. Поэтому при самом минимальном учете специфики языка необходимо говорить не только о смысловой, но об интерпретирующе-смысловой валентности или об интерпретативно-смысловой валентности, выдвигая на первый план именно мыслительные стороны языка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки