Читаем Языковая структура полностью

В разделе III[158] мы уже говорили о принципе вариативности, который выдвигается Б.А. Серебренниковым при обсуждении понятия языкового типа. Такова также работа В.М. Жирмунского, показавшего наличие в германских языках общей историко-фонетической закономерности, сводящейся к динамической направленности общегерманского силового ударения, с учетом местных оригинальных тенденций[159]. Такова характеристика структуры слова в древнейших рунических надписях, которую дает Э.А. Макаев[160] на основе типологического сравнения с древнеиндийскими языками, в связи с историей морфемной и полиморфемной акцентуации.

Специальной расшифровки требует работа «О возможности структурно-типологического изучения некоторых моделирующих семиотических систем»[161]. Если не входить в рассмотрение специфически-структуралистической и весьма нарочитой терминологии, которая здесь употребляется, и если обращаться не только к мифу, о формализации которого здесь идет речь, но также и к языку, на который авторы тоже постоянно ссылаются, то эту концепцию, кажется, можно выразить очень просто. Во-первых, требуется чисто теоретическое исследование того, что такое миф и язык и какие возможны теоретические их типы с точным указанием дифференциальных признаков, т.е. требуется «единая» максимально полная система, которая может реализоваться в отдельных мифах и языках. Во-вторых, должны быть изучены мифы и языки исторически, т.е. в виде отдельных периодов с нагромождением в них всех реальных существенных и несущественных признаков [при этом авторы не избегают логической ошибки circulus viciosus[162] (теорию они строят на истории, а историю на теории)]. В-третьих, история мифа и языка должна строиться так, чтобы каждый исторический период давал не картину во всей ее конкретности, но только систему царящих в ней отношений, т.е. структурно. И, наконец, в-четвертых, установленные исторические системы должны быть возводимы к системам все более и более общим, вплоть до предельного метамифа и метаязыка. В этой концепции необходимо положительно оценить такие принципы, как многомерность или многоярусность при описании мифов и языков, различные комбинации дифференциальных признаков для каждого отдельного типа, возможность далеко отстоящих друг от друга изоморфов, внутренняя реконструкция разных семиотических систем, статистическая обработка материалов, и наконец, понимание системы как активно моделирующего принципа. Все это чрезвычайно важно для языкознания, хотя указанная статья прямо-таки поражает полным отсутствием конкретных примеров из естественных мифологий и языков. Само понятие структурной типологии как теории моделирующих систем звучит у этих авторов богаче, чем в других работах на эту тему.

Следует отметить также работу Вяч.Вс. Иванова и В.Н. Топорова «К реконструкции праславянского текста»[163]. Этим же авторам принадлежит книга «Славянские языковые моделирующие семиотические системы (Древний период)» (М., 1965). Последняя работа, посвященная реконструкции славянских мифов, производит гораздо более слабое впечатление, ввиду большой разбросанности материалов и ввиду отсутствия точно проводимого метода формализации. Особенно показательны в этом отношении две последние главы книги, в которых говорится о системе записи и приводятся примеры формализации текстов. По-видимому, авторы плохо отличают формализацию от условной регистрации и от стенографии. Если N есть имя или именная группа, а индексы этого N обозначают падежи, или Pron – местоимение, а Prp – предлог, то ясно, что это не формализация, а только стенография. Однако стенография текста есть чистая условность, не имеет никакого отношения к делу и ничего собою не формализует.

Примеров того, как проявляется тяга к взаимному сближению передовой традиционной и структуральной лингвистики, можно было бы привести множество. Из иностранных ученых, идущих в своей разработке сравнительной грамматики в направлении структурализма, можно было бы отметить Г.М. Хёнигсвальда и У.Ф. Лемана[164].

Постепенную сдачу первоначальных непримиримых позиций в направлении науки об естественных языках можно наблюдать также по многочисленным статьям и выступлениям Вяч.Вс. Иванова. В 1957 г. этот исследователь еще мог написать такую фразу:

«…язык можно изучать как систему выражения математических категорий»[165].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки