Языковая структура

То, что свободное подчинение и закон свободного подчинения являются наиболее близкими к независимому предложению, это едва ли требует доказательства. Ведь при свободном подчинении само придаточное предложение остается неизменным в самых главных своих элементах, и в подлежащем и в сказуемом с его временем и наклонением. Только один союз или заменяющая его часть речи, которыми вводится такое придаточное предложение, и свидетельствуют об его зависимости. Во всех прочих отношениях оно совершенно не зависимо. Следовательно, самая придаточность такого придаточного предложения – минимальная. Придаточное предложение на этой ступени почти так же конкретно, как и всякое независимое предложение.

Другое дело, когда мы переходим от свободного подчинения к неполному. Закон неполного подчинения говорит нам уже о гораздо более развитой ступени абстрагирующего мышления, когда из общего комплекса свободных элементов, составляющих придаточное предложение, модус уже перестает быть свободным, уже получает свое формально-грамматическое закрепление и тем самым начинает подчиняться абстрактной схеме, в которую пока еще не входят никакие другие элементы придаточного предложения. Модус тут фиксируется специально и ярко противопоставляется другим элементам предложения, оказываясь уже подчиненным определенному грамматическому правилу и потому втянутым в область абстрактного мышления. Очевидно, здесь более интенсивная придаточность, потому что здесь – более интенсивная зависимость от главного предложения.

Еще более интенсивна зависимость при вовлечении в абстрактную грамматическую схему не только модуса, но и времени придаточного предложения. Закон полного подчинения, охватывая и модальное и временное подчинение, еще крепче и сильнее приковывает придаточное предложение к главному, еще более усиливает его придаточность. Мы видели, что вырастающая на этой почве consecutio temporum есть принцип наиболее характерный для латинского синтаксиса сложного предложения, наиболее яркий и распространенный, можно сказать, прямо-таки универсальный и основной. С ним соперничает только инфинитивное подчинение, тоже весьма развитое в латинском языке.

Наконец, закон сверхполного подчинения открыл нам еще более интенсивную зависимость придаточного предложения от главного и полную потерю им всякой самостоятельности. От конкретности независимого предложения здесь почти уже ничего не осталось. Придаточное предложение превратилось здесь просто в член или совокупность членов главного предложения. Сами по себе взятые, эти члены предложения, то есть это прямое дополнение или подлежащее, этот двойной винительный или двойной именительный, конечно, вполне конкретны и ничуть не более абстрактны, чем прочие члены предложения. Однако как выражение максимально сжатого и деформированного придаточного предложения эти члены главного предложения есть показатель максимальной абстракции, до которой дошло предложение, когда-то бывшее вполне независимым. Это, следовательно, есть вершина абстрагирующего мышления, поскольку последнее выразило себя в латинском синтаксисе сложного предложения.

Разумеется, мы не станем утверждать, что эти четыре ступени развития абстрагирующего мышления находят для себя буквальное место в истории латинского языка или других языков. Чтобы это утверждать, потребовалось бы большое историко-лингвистическое исследование. Кроме того, необходимо уже заранее утверждать, что как бы теоретически ни были ясны ступени абстрагирующего мышления в языке (исторические ступени языка всегда гораздо сложнее и запутаннее), в них нет никогда равномерного и последовательного развития, и в них всегда одни элементы забегают вперед в сравнении с общим развитием данной языковой категории, а другие сильно отстают или даже просто прекращают свое развитие, становясь неподвижным и затвердевшим рудиментом. Поэтому, каковы были реальные исторические ступени развития абстрагирующего мышления в латинском сложном предложении, может показать только специальное исследование. Сейчас же мы можем сказать только то, что и в истории языка, как бы она сложна ни была, не могут не найти места для себя указанные нами четыре ступени абстракции, и что без прохождения через них латинский язык не достиг бы своей точности, которой он так отличается в свою классическую эпоху.

7. Строгость формулированных законов и невозможность исключения из них