Читаем Языковая структура полностью

Таким способом подчинения является так называемый attractio modi. Аттракция наклонения попадается, главным образом, в относительных и условных придаточных предложениях и чаще находится в зависимости от другого придаточного предложения, чем непосредственно от главного. Заключается этот способ в том, что управляющий конъюнктив (или инфинитив) втягивает в сферу своей семантики управляемый им индикатив, иной же раз и само время индикатива, хотя это и не обязательно. Собственно говоря, тут тоже еще нет настоящего подчинения. Здесь конъюнктивная установка просто расширяется ввиду своей интенсивности и на соседние индикативы, причем это вовсе даже и не обязательно, так что индикатив в этих случаях вполне может оставаться нетронутым. Только Цицерон более или менее систематически пользуется этим способом подчинения, но и у него здесь нет полной последовательности.

Возьмем предложение: ne unquam aberret is, qui naturam ducem sequatur, sequeretur, secutus sit – «пусть никогда не ошибается тот, кто следует, следовал, последовал природе». Здесь в относительном придаточном предложении «кто следует…» мы поставили конъюнктив по аттракции наклонения, имея в виду побудительный конъюнктив главного предложения. При такой комбинации наклонений конъюнктив главного предложения мыслится настолько интенсивно, что он захватывает в свою сферу даже зависящие от него относительные предложения. Но ошибки не было бы, если бы мы оставили вполне нетронутым естественный для данного относительного предложения индикатив.

Своей нерешительностью и частым предоставлением полной свободы для времени придаточного предложения такое модальное подчинение обнаруживает свою неполноту и ограниченность, что явствует также и из сравнительной редкости этого способа подчинения в латинском языке. Другой тип модального подчинения и более частый, и более решительный.

Этот другой тип модального подчинения заключается в следующем. Придаточное предложение на этот раз совершенно формально и вполне в обязательном порядке подчиняется главному предложению модально, и внешним выражением этого модального подчинения является обязательный конъюнктив. Он не может быть или не быть, но он всегда есть. С другой стороны, время этого конъюнктива остается здесь вполне свободным от главного предложения и зависит только от усмотрения пишущего или говорящего. Часто бывает даже так, что в придаточном предложении, зависящем от главного, и в модальном и во временном отношении вдруг ставится время независимо от главного предложения, то есть в таком виде, как его представляет сам пишущий или говорящий, а не тот субъект, который является подлежащим главного предложения. Такой способ подчинения удобно назвать термином repraesentatio temporum, то есть «воспроизведение времен» или «представление», «помещение» их перед своими глазами.

В предложении: Hic homo adeo naturam ducem sequebatur, ut nunquam aberret – «этот человек настолько следовал природе, что теперь он никогда не ошибается» – после исторического времени главной части стоит в придаточном предложении coni praes. Мы бы ожидали наоборот: если в главном предложении стоит историческое время, то и зависящее от него придаточное предложение должно было бы иметь сказуемое в историческом времени. Тем не менее автор такого предложения, понимая здесь придаточное предложение следствия как модально зависимое от главного, несомненно, вырывает из сферы этой зависимости время придаточного предложения и хочет сказать, что действие придаточного предложения, являясь следствием главного предложения, совершается именно сейчас, когда автор высказывает предложение, а не тогда, когда какой-то «этот человек» «следовал природе». Как мы увидим ниже (§4, п. 4 и §6, п. 7), эта repraesentatio temporum отнюдь не есть редкое явление в латинском языке, а скорее даже нечто гораздо более регламентированное, чем упомянутая выше attractio modi.

<p>3. Полное или модально-временное подчинение</p><p>(consecutio temporum)</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки