В. В начале периода британского мандата (1920) иврит совершил прыжок: из языка разрозненных маленьких ячеек он превратился в язык сети институтов, охвативших всю Палестину; это стало возможным в результате политической и образовательной автономии, предоставленной ишуву, признания иврита официальным языком Палестины[114], свободы передвижения по всей стране, массовой иммиграции в ходе Третьей алии и возникновения рабочих профсоюзов, Гистадрута, — т. е. в целом появления общенациональной секулярной полисистемы.
* * *Следует заметить, что между двумя движениями, лингвистическим и социальным, не было полного совпадения, как это и свойственно системам-близнецам. Не все, чего удалось добиться с первой попытки в письменном иврите, вошло в качестве актива в жизнь ивритского общества. И наоборот, та степень открытости, которая была характерна для ивритоязычной социальной базы (например, идишские идиомы и шутки Эшколя и Сапира или английские фразы, которые образованные израильтяне сегодня вставляют в свою речь), не перешла в письменный иврит (помимо передачи устной речи в реалистической прозе или репортажа в популярной газете).
Итак, была создана многокомпонентная ивритская секулярная полисистема, которая трансформировала иврит в базовый язык всего «ивритского» ишува (однако большинство взрослого населения продолжали дома говорить на идише и других языках). Но к 1948 г. он еще не стал базовым языком всего «еврейского» населения в Эрец Исраэль, поскольку ортодоксальный «старый ишув» все еще вел изучение ивритских текстов, да и всю свою жизнь на идише. Иврит также не стал языком сионистской верхушки во всем остальном мире, там он все еще служил «церемониальным языком» (по описанию Усышкина 1928 г.) и использовался во время собраний, хотя языком сионистских конгрессов вплоть до Холокоста был так называемый «конгрессовский немецкий», т. е. германизированный идиш. Даже новые светские ивритские школы в диаспоре, вводившие «сефардский» иврит, были интегрированы внутри другого базового языка общества, которым дети пользовались дома и для контактов с внешним миром (или даже двух языков, т. е. идиша для дома, а русского или польского в рамках государства).
* * *Наконец, возник новый язык иврит, ставший базовым языком общества, индивида и текста:
Базовый язык общества означает, что социальные и культурные рамки существовали главным образом на этом языке, а другие языки могли интегрироваться в него (например, англоязычные конференции в Еврейском университете).
Базовый язык индивида — не обязательно его родной язык. Берл Кацнельсон, Давид Бен-Гурион, Натан Зах, Иегуда Амихай, Дан Бен-Амоц, Лея Гольдберг, Дан Пагис, Шимон Перес и многие другие, кто мыслит и выражает свои мысли на иврите, родились в другой языковой среде. Это также не обязательно единственный интеллектуальный язык индивида: многие израильтяне читают художественную литературу, а также научные и технические тексты на других языках, но базовым языком их жизни и сознания остается иврит.
Тем не менее есть одна специфическая характеристика базового языка в нормальной культуре: существует поколение, которое родилось в среде этого языка и осуществило в нем первичную социализацию и для которого это единственный или первый язык. Как только возрождение иврита достигло этой цели, статус языка в израильском обществе укрепился.
Базовый язык текста — это язык, на котором основаны рамки текста и на котором написано большинство его фраз, хотя в эту основу может быть интегрирован самый разнообразный материал. Такая структура обеспечивает динамичное развитие языка иврит, поскольку неуклонно растущая база включает в себя новые элементы — как из большого мира, так и из ивритских источников — и ассимилирует их для создания завтрашней базы иврита.
Эти три базовых языка — общества, индивида и текста — взаимозависимы: без большого количества индивидов, чьим базовым языком является иврит, невозможно функционирование ивритоязычного общества; и наоборот, без живого ивритского общества ивритоязычный человек — просто курьез или Дон-Кихот (или «Бен-Иегуда»). Точно так же без постоянного развития богатого языка текстов в нашем сложном мире не может быть полной жизни ни для индивида, ни для общества (если только они не сохраняют свой язык в качестве «племенного наречия», как поступают многие африканские народы, и не пользуются другим языком, например английским, для культурной жизни). И наоборот, без общества, живущего в этом языке, у текстуального мира нет основания, и он исчезает, как вымерли в диаспоре ивритская и идишская литература.