Флайт думала, что она подготовилась заранее к похоронам, но эти древние слова — такие ужасные в своей мрачной окончательности — застигли ее врасплох. Внезапно она снова оказалась в родильном отделении, два года и два месяца назад. Никто не сказал ни слова об ее маленькой дочери. Она хотела нормальных похорон, но Мэтт сопротивлялся — двадцативосьминедельный мертворожденный «не то же самое», что выживший. Да и вообще, какой в этом смысл? Расстраивать себя еще больше? Использование разума, когда единственный возможный ответ — это бессмысленный вой гнева и боли.
Но она не винила Мэтта; она винила себя за то, что не стала сопротивляться. Измученная горем и травмой родов, после всего лишь двух драгоценных часов со своей маленькой девочкой, она позволила им забрать ее в морг, чтобы положить на полку в том, как Кэсси Рэйвен называла, эмбриональном холодильнике.
Орган заиграл мягкий рефрен, и гроб начал свое путешествие к занавесям.
Флайт закрыла глаза и представила себе прекрасное маленькое личико, темные, как сажа, ресницы на кремовых щеках.
«Дорогая Поппи», — пробормотала она себе под нос, впервые с того дня она произнесла это имя. Она приготовилась к коллапсу или катаклизму, но ничего не произошло.
Прах к праху… ужасные слова, да, но в то же время странно утешительные, с их обещанием продолжения, возвращения туда, откуда мы пришли.
Женщина, стоявшая рядом, начала плакать, и тихий звук ее рыданий подчеркивал плач органа. Открыв глаза, Флайт увидела, что это Мэдди, подруга Джеральдины. Несколько других плакальщиц тоже вытирали слезы, но Оуэн не обращал на них внимания. Эдвардс казался невозмутимым, его пристальный взгляд был прикован к гробу матери — боялся ли он вмешательства в последнюю минуту, которое могло бы спасти его от пламени?
Флайт взглянула на дверь, ожидая увидеть Кэсси Рэйвен в больничном халате, ворвавшуюся, чтобы остановить церемонию. Сержант вспомнила выражение на лице Кэсси, когда настаивала на том, что передозировка инсулина могла быть самопроизвольной.
Подумав, Флайт отбросила эту мысль. Она не могла представить, чтобы Кэсси пошла на такие крайности — та просто была слишком умна. Но было больно слышать в голосе девушки прежний вызов. Возможно, Флайт обманывала себя, думая, что они на пути к тому, чтобы стать друзьями.
Так кто же напал на Кэсси? Только не Барри Ренвик, который к тому времени был мертв уже двенадцать часов, и она не могла себе представить, что хорошо упитанный Оуэн Эдвардс гонялся за Кэсси на больших расстояниях, не говоря уже о том, чтобы подобраться достаточно близко и ударить ее так, чтобы никто не заметил. Флайт сказала Джошу пойти завтра на рынок искать свидетелей нападения.
Музыка стихла, когда занавеси закрылись за гробом, и священник произнес несколько последних слов. Затем орган заиграл снова, и скорбящие встали, чтобы выйти из-за скамей — это был сигнал для Флайт двигаться к центральному проходу.
Она подождала, пока уйдет Оуэн. Он пожал руку священнику, наклонился, чтобы сказать что-то с самодовольной ухмылкой на лице.
Оуэн обернулся, увидел ее, и улыбка сползла с его лица, как мороженое, брошенное в стену.
Глава сорок седьмая
Кэсси снова проверила свой телефон. Четыре тридцать пять. Похоронная служба уже должна была закончиться. Флайт обещала позвонить, если у нее будут новости от судмедэксперта, а это означало, что всякая надежда на одиннадцатичасовую остановку кремации пропала.
Она представила себе часовню, жужжание конвейерной ленты, двигающийся к крематору через занавески гроб миссис Э. Он пойдет не прямо в огонь — это голливудский миф, а в приемную для окончательной проверки документов. Тем не менее тело миссис Э., а вместе с ним и все уцелевшие доказательства того, что она была отравлена инсулином, были всего в нескольких минутах от уничтожения.
Когда последняя надежда Кэсси иссякла, на нее накатила волна усталости. До сих пор она жила на адреналине, но сейчас все было иначе. Доктор предупредил, что ее уровень сахара в крови будет как на американских горках.
«Мне очень жаль, миссис Э., — пробормотала она. — Я сделала все, что могла». Она чувствовала, как ее мышцы расслабляются, веки опускаются, но… несмотря на усталость, ее пронзил какой-то шум, который прекратил ее засыпание — настойчивый писк кардиомонитора с одной из соседних кроватей.
Она резко открыла глаза.
— Где вы были вчера вечером? — спросила Флайт Оуэна Эдвардса, взглянув на диктофон, чтобы убедиться, что горит красная лампочка.
— В Сентрал Инн в Холборне.
— Вы не выходили весь вечер?
Он заерзал.
— Ну, только чтобы немного пообедать. Я был уже в постели около девяти тридцати.
— Где конкретно вы ели?
Она видела, как блестят от пота его щеки. Всю дорогу до участка он возмущался, что его тащат на допрос в день похорон матери, но теперь ему надо было отдуваться, повернувшись лицом к Флайт и Джошу, он, казалось, забыл о своем гневе…
— Честно говоря, не могу вам сказать. Это было просто обыкновенное кафе…