Язык шипов

Известность часовщику принес механический оракул: при нажатии определенного рычага он водил полированной деревянной рукой по ладони вопрошающего и предсказывал его судьбу. Один купец накануне бракосочетания своей дочери привел ее в лавку Дрёссена – погадать. Внутри заводного прорицателя что-то щелкнуло и звякнуло; он раскрыл свой деревянный рот и изрек: «Ты обретешь великую любовь и великое богатство, о каком и не мечтала». На радостях купец приобрел этот умный механизм и подарил дочке на свадьбу, и все гости сошлись во мнении, что никогда еще не видели жениха и невесту, столь горячо влюбленных друг в друга. Но корабль, на котором молодые отплыли в свадебное путешествие, был так тяжело нагружен товаром и сундуками с золотом, что затонул при первом же шторме. И пассажиры, и груз отправились на дно холодного, равнодушного моря. Когда до купца дошло страшное известие, он припомнил слова оракула. Обезумев от горя и бренди, безутешный отец голыми руками разнес автомат в щепки. На другой день слуги нашли своего хозяина лежащим среди обломков, в слезах, с разбитыми костяшками и пятнами крови на рубахе. Эта печальная история, однако, лишь привлекла в лавку часовщика новых покупателей, охочих до всего необычного и таинственного.

А в лавке и впрямь было чему подивиться: темно-золотым львам, что загоняли механических газелей в бархатной саванне; садику эмалевых цветов, опыляемых крохотными жемчужноглазыми колибри, подвешенными на таких тонких ниточках, что казалось, будто они вправду летают, жужжа крылышками; вращающимся часам с календарем – мастер держал их на самой высокой полке, подальше от любопытных детских глаз, ибо движущиеся фигурки в этих часах каждый месяц разыгрывали сцену какого-нибудь жуткого убийства. Первого января, например, это была дуэль на заснеженном поле, и из малюсеньких пистолетиков, которыми стреляли механические человечки, вырывались облачка дыма. В феврале обманутый муж набрасывался на жену и душил ее в смятой постели, пока перепуганный любовник прятался под кроватью. И так далее, и тому подобное…

Несмотря на свои достижения, Дрёссен был еще молод и считался желанным гостем в домах купцов, которые составляли основную часть его клиентуры. Он хорошо одевался, умел вести светские беседы, всегда приносил хозяевам дома прелестные подарки. Верно и то, что, когда Дрёссен входил в комнату, всех присутствующих охватывало смутное беспокойство: люди зябко ежились, растирали руки, словно на них дохнуло сквозняком, и крутили головами по сторонам – не надо ли где прикрыть дверь? Как ни странно, в глазах окружающих это лишь делало Дрёссена еще более привлекательным. Налет некой испорченности придавал ему шарма; без него Дрёссен смотрелся бы жалко – взрослый человек, помешанный на игрушках, пусть и самых затейливых. Ну, а так все только и обсуждали, что элегантный бархатный сюртук и гибкие бледные пальцы часовщика. При его приближении мамаши стискивали платочки, а их дочки заливались смущенным румянцем.

Каждую зиму Зельверхаусы – семья богатых торговцев чаем – приглашали часовщика провести Нахтшпель в их загородном поместье, где всю неделю устраивались вечеринки и празднества. Особняк Зельверхаусов являл собой образчик купеческой прижимистости: резкие, рубленые линии, простые кирпичные стены, мебель темного дерева. Однако же он крайне удачно располагался на берегу озера, которое рано замерзало и превращалось в превосходный каток. Кроме того, в доме наличествовали все удобства – в каждой комнате имелся камин, весело потрескивающий огонь создавал атмосферу тепла и уюта, а полы были натерты до золотисто-медового блеска глазированных пряников.

С самого начала визиты Дрёссена в дом на озере сопровождались тревожными слухами. В первый его приезд соседи Зельверхаусов, Де Клёты, вынуждены были отказаться от празднования Нахтшпеля и Нового года по причине постигшего семью горя: Элиза Де Клёт произвела на свет младенца, целиком состоявшего из одуванчикового пуха, и, когда беспечная нянька распахнула окно, новорожденного унесло порывом ветра. В следующем году у одной из кузин Зельверхаусов на лбу выросла россыпь мелких серых грибов, а юный гость из Лижа рассказывал, что, проснувшись, обнаружил у себя между лопатками птичье крыло, которое рассыпалось в прах, едва на него упал луч солнца.

Имелась ли связь между этими странными явлениями и часовщиком? Утверждать наверняка никто не осмеливался, но разговоры ходили.

– Молодой Дрёссен – очаровательный молодой человек, но уж такой оригинал! Вокруг него постоянно творятся всякие чудеса, – сказала как-то одна дама Алтее Зельверхаус.

– Вы правы, большой оригинал, – согласилась Алтея, хотя знала, что Дрёссен принимает далеко не всякое приглашение и что в душе эта женщина в вычурном кружевном воротнике страстно мечтает, чтобы часовых дел мастер хоть раз заглянул на один из ее приемов.

– Большой оригинал, – с улыбкой повторила Алтея и на том закончила разговор.

Тогда все выглядело вполне невинно.

* * *