Язык мой – враг мой

— Ну не скажи! — не согласилась я. — Нам, может, и понятно, поскольку мы все давно друг друга знаем и любое другое предположение выглядит собачей чушью. А сыщик, он по природе своей обязан подозревать худшее. Вот увидишь, если Нинка разоткровенничается, — а я не вижу причин, почему она должна молчать, — нам всем предстоят веселенькие деньки.

— Ерунда, — сказал Леша. — Ну, допустим, допросят нас повторно и выяснят, что не все питали к Мирону дружеские чувства. Дальше-то что?

— Не знаю, — ответила я. — Мне как-то до сих пор не приходилось общаться с милиционерами, подозревающими меня в убийстве. Могу предположить только, что вряд ли они небрежно махнут ручкой и скажут: «А, ладно, чего девушку допросами мучить? Пускай живет себе спокойно».

— Что ты все каркаешь, Варька? — рассердился Прошка. — Тебе что, мало неприятностей? Ну с какой стати Нинке рассказывать о сегодняшнем скандале? Роль в нем она играла отнюдь не благовидную. Зачем ей выставлять себя в невыгодном свете? А что до ваших отношений с Мироном, то и дураку ясно: не было у тебя серьезной причины желать его смерти. Неприязнь — еще не повод для убийства.

— Ты так думаешь? А вот Татьяна убеждена в обратном. Она выразила удивление по поводу того, что не меня нашли сегодня утром с проломленным черепом.

— Ты сейчас действительно до проломленного черепа договоришься, — пообещал Прошка. — Кончай дурака валять.

— Ладно, не буду. Только попомните мои слова: Нинка еще устроит нам веселую жизнь.

Глава 10

Когда солнце заметно скатилось к западу, мы отправились в пансионат навестить Нину. Сначала предполагалось, что кто-нибудь останется в лагере следить за вещами, но потом эта мысль показалась нам чересчур прагматичной. Ну можно ли думать о каком-то дурацком скарбе, если сталкиваешься со смертью, причем со смертью знакомого, однокашника? Плюнув на возможные последствия, мы двинулись в пансионат в полном составе, правда, деньги и документы все-таки прихватили с собой.

Только на месте мы сообразили, что не знаем, где, собственно, Нинку искать. Славки сообщили только, что ей вкололи снотворное и она уснула. Но где? У себя в номере? Выяснилось, что никто не помнит, в каком номере они с Мироном поселились. Я предложила зайти к Славкам, но оказалось, что и это невозможно. Из всей нашей компании к Славкам заглядывал только Генрих, а он отправился провожать Машеньку с детьми. Мы в растерянности топтались перед входом в жилой корпус, и тут, на наше счастье, нас заметила Ирочка.

— Эй! — крикнула она, высовываясь из окна. — Мне спуститься или вы подниметесь?

— Мы поднимемся, — ответила я за всех. — Номер какой?

— Триста третий.

Ирочка встретила нас на пороге комнаты. Выглядела она чрезвычайно возбужденной. Ее большие фиалковые глаза сделались круглыми, словно детские стеклянные шарики, личико побледнело и даже немного осунулось.

— Боже, какой кошмар! — затараторила она, не успели мы войти в номер. — Кто бы мог подумать, что все так кончится! И зачем только мы сюда приехали? Ума не приложу, что теперь делать. Ярослав ходит сам не свой. Под глазами синяки, лицо серое. Владик тоже не лучше. На меня, наверное, вообще смотреть страшно. Да и Танюша чуть ли не в старуху превратилась. Отпуск называется! А Ниночка! Бедная Ниночка, что теперь с ней будет?

Ирочка замолчала, набирая воздуху для следующей тирады. Я поспешно вклинилась в паузу:

— Мы собирались ее навестить, только вот не знаем, в каком она живет номере.

— В соседнем, в триста пятом, только Ниночки там нет. Она в медпункте, в изоляторе лежит. Коленька, Танюшин знакомый, — очень интересный молодой человек — сказал, что не стоит сейчас оставлять ее без присмотра. Я уже заглядывала туда, но Ниночка еще спала. Хотя, может, уже и проснулась. Как хорошо, что вы заглянули, а то меня все бросили. Ярослав и Владик, как вернулись от вас, тут же занялись разными глупыми бумажками — не Ниночке же формальностями заниматься, — а теперь пытаются дозвониться родственникам Мирона. Танюша все у Николая торчит. И что она там делает, ума не приложу.

— Пожалуй, нам стоит туда заглянуть, — быстро сказал Марк, явно уставший от этого нескончаемого словесного потока.

— Ой, подождите, я с вами! — Ирочка схватила расческу и бросилась в смежную комнату, к зеркалу.

— Вы идите, — шепнула я ребятам, видя, как вытянулись их физиономии. — Я попозже подойду.

Они посмотрели на меня с благодарностью и стремительно ретировались. Ирочка долго прихорашивалась, а когда, наконец, вернулась и застала меня одну, не сумела скрыть разочарования.

— Ой, все уже ушли?

— Ну, не совсем все, — утешила ее я. — Мы вдруг подумали, что являться в медпункт такой толпой как-то неловко. Нина, наверное, очень неважно себя чувствует, столько посетителей разом ей не вынести. Может быть, мы с тобой пока погуляем, а к ней заглянем попозже?

Ирочку мое предложение ничуть не обрадовало, но разумных контрдоводов у нее не нашлось, и мы отправились на прогулку.