Язык как инстинкт

И перехватили Галаадитяне переправу через Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: «позвольте мне переправиться», то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: «нет». Они говорили ему: «скажи шибболет», а он говорил «сибболет», и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закалали у переправы через Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи. (Книга Судей 12: 5–6)

Вот каким страхом был движим рынок прескриптивной грамматики в Соединенных Штатах в прошлом веке. По всей стране люди говорят на диалекте английского языка, некоторые черты которого датируются раннеанглийским периодом; X. Л. Менкен назвал этот диалект американским языком. Этому языку не повезло, он не стал стандартным языком правительственных структур и образования, и в школьных программах по «грамматике» отведено много времени тому, чтобы заклеймить его как неаккуратную, грамматически неправильную речь. Вот всем знакомые примеры: ask a question, working’, ain’t, I don’t see no birds, he don’t, them boys, we was и формы прошедшего времени: drug, seen, clumb, drownded и growed. Для честолюбивых взрослых, которые не смогли закончить образование, в журналах есть объявления на целую страницу, приглашающие на корректировочные курсы, где под кричащим заголовком: «А ВЫ ДЕЛАЕТЕ ЭТИ ПОСТЫДНЫЕ ОШИБКИ?» идут списки примеров.

* * *

Зачастую языковые мавены утверждают, что нестандартный американский английский не просто отличается от стандартного, а что он менее сложен и логичен. При этом, как им приходится признать, трудно придраться к нестандартным формам неправильных глаголов, типа drag—drug (а тем более, к тем, которые стали стандартными, как feeled и growed). В конце концов, как отмечает Ричард Ледерер, в «правильном» английском: «Сейчас мы speak (‘говорим’), а раньше spoke (‘говорили’); некоторые краны leak (‘текут’), но никогда не loke. Сейчас мы write (‘пишем’), но сначала мы wrote (‘писали’), мы bite (‘прикусываем’) наши языки, но никогда не bote»[133]. На первый взгляд, мавенам было бы проще взять несогласование в лице и числе у He don’t и We was (вместо He doesn’t и We were) и доказать, что его нужно упорядочить. Но подобная тенденция существует в стандартном английском уже несколько столетий. Никто не огорчается, что мы больше не выделяем 2-е лицо ед. ч. глаголов, как например: sayest. Исходя из этого критерия, превосходство имеют нестандартные диалекты, потому что их носители могут употреблять местоимения 2-го лица ед. ч., например, y’all и youse, а носители стандартного английского — нет.

На этом месте защитники стандарта вполне могут извлечь пресловутое двойное отрицание, как например I can’t get no satisfaction ‘Я не могу получить никакого удовлетворения’. Логически два отрицания нейтрализуют друг друга, и нас учат: на самом деле, мистер Джаггер в этой строке из песни говорит, что он удовлетворен, а песня должна была называться «I can’t get any satisfaction». Но это неудовлетворительный аргумент. Сотни языков требуют от тех, кто на них говорит, второго отрицания, стоящего где-нибудь в «сфере действия», как это называют лингвисты, отрицаемого глагола. Так называемое двойное отрицание, далекое от того, чтобы считаться порчей, было нормой в среднеанглийском времен Чосера, а известный современный пример — это отрицание во французском Je ne sais pas, где и ne, и pas оба выражают отрицание. Придите же к мысли о том, что стандартный английский ничем от этого не отличается. Что означают any, even и at all в следующих предложениях:

I didn’t buyanylottery tickets. букв. ‘Я не купил каких-либо лотерейных билетов’.

I didn’t eatevena single French fry. букв. ‘Я сегодня не съел даже единственного чипса’.

I didn’t eat fried food at all today. букв. ‘Я совсем не ел сегодня жареное’.

Ясно, что отличий не много; их нельзя использовать по отдельности, как показывают следующие странные предложения: