Читаем Язык фольклора. Хрестоматия полностью

Положив, таким образом, в основу решения проблемы языка фольклора понятие диалекта как единственной живой реальности, составляющей условия существования и развития фольклора, А,П. Евгеньева рассматривает специфическое соотношение между устно-поэтической речью и речью обиходно-бытовой как внутридиалектное. В связи с этим она возражает против сведения понятия «диалект» к совокупности явления только обиходно-бытовой речи и понимает под «диалектом» речевую деятельность представителя говора (в дореволюционной России) во всем разнообразии ее функций, «Это не только различные виды общения, а следовательно – различные формы речи (в городе, в деревне, с начальством, на мирской сходке, в дружеской среде, в семье, на работе и т. д. и т. п.), но и обязательно – словесное искусство»[45]. С этой точки зрения «говор населения, живущего на определенной территории, наряду с различными и разнообразными формами речи заключает в себе обязательно отработанную «литературную» речь этого говора, находящую выражение в устном творчестве, которое живет в области распространения этого говора: в прозе (сказке, побывальщине) – более свободную, менее выработанную, в поэзи – более совершенную и связанную традицией»[46].

Иначе говоря, язык фольклора – это «литературная» форма существования говора. Тем самым понятие устно-поэтической речи по самой своей сущности оказывается связанным с понятием диалекта, а черты общности языка, обнаруживаемые в фольклоре различных областей, должны объясняться спецификой художественного метода устного народного творчества, определяющей отбор и обобщение наиболее существенных элементов общенародного языка.

Эта точка зрения заметно отличается от соображений о наддиалектном характере устно-поэтического языка, разделяемых многими исследователями. Вряд ли можно согласиться с предлагаемой Л.П. Евгеньевой оценкой своеобразного «модернизма» языка русских былин[47] в свете развиваемой ею концепции актуального соотношения «литературных» и нелитературных форм речи внутри системы современного говора. Хотя язык былинного эпоса не может быть непосредственно возводим к языку древнерусской эпической поэзии, его преемственная связь с последним вряд ли подлежит сомнению. Язык фольклора – это историческая категория. Исторична также категория диалекта. Для современной эпохи диалект – это пережиток языковых отношений предшествующей социально-исторической формации. Но в свое время диалекты явились новым типом лингвистических единиц, возникновение которых было связано с процессами социально-языкового обособления в конкретных исторических и этнографических условиях. Обобщенность и до некоторой степени наддиалектный характер языка русского фольклора в известной мере могли быть унаследованы от единства устно-поэтического языка древнерусской народности. С развитием диалектных различий и язык фольклора не мог не оказаться в определенных соотношениях с говорами той среды, в которой фольклор продолжал бытовать как живая и актуальная форма народного искусства. Накапливавшиеся на протяжении столетий в повседневно-бытовой разговорной речи крестьянского населения диалектные явления (особенно фонетические и морфологические) заметно окрасили и унаследованный от дофеодального и раннефеодального периодов общерусский язык былинной поэзии. Существенный для проблемы в целом момент составляет также различие степеней близости к диалекту, проявляющиеся в языке различных фольклорных жанров [36—41].

Вопрос о соотношении народно-поэтического языка с живыми территориальными говорами затрагивается также в специальном исследовании Л.И, Баранниковой, посвященном состоянию русской диалектной речи в советский период. Позиция автора кажется несколько двойственной и во всяком случае менее категоричной в утверждении тезиса о внутридиалектном характере указанного соотношения… [41].

Наблюдения Л.И. Баранниковой говорят скорее в поддержку тезиса о наддиалектных чертах, характерных для языка устной народной поэзии.

Несомненная сложность вопроса о соотношении языка фольклора с речью диалектной среды, в которой фольклор бытует, заключается в необходимости учитывать не только исторически обусловленную актуальность этого соотношения в настоящем или в недавнем прошлом, но также и историю этого соотношения, которая не ограничивается периодом сложения территориально-лингвистических единиц в условиях феодального строя, но восходит к лингвистическим единствам более отдаленного времени [42].

<p>П.Г. Богатырёв</p><p>Язык фольклора // Вопросы языкознания. 1973. № 5. С. 106—116</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки