Язык фольклора. Хрестоматия

Сущность своей позиции по вопросу о соотношении языка фольклора с диалектом И,А, Оссовецкий формулирует в следующих словах: «Каждое произведение фольклора исполняется на том диалекте, которым владеет исполнитель, но с большими «выходами» за пределы этого диалекта»[37]. Эти «выходы» касаются в первую очередь лексики и синтаксиса. Однако фонетика и морфология песенного языка также имеют свои особенности, хотя и в значительно меньшей степени. Отмечается, что известные факты отличия фонетики песенного языка от фонетики разговорной речи[38] лежат в основе современных требований изучать говоры по записям речи разговорной, а не песенной. В целом Оссовецкий считает, что эти фонетические расхождения обычно не столь велики, чтобы их считать определяющими при разграничении двух типов речи. «Фонетические отличия языка фольклора не окрашены стилистически, эти особенности никак не формируют язык фольклора как таковой. Фонетика в целом находится за пределами стилистических категорий языка фольклора»[39].

Этот вывод И.А. Оссовецкого, основанный только на изучении языка русского фольклора, едва ли можно считать имеющим универсальное значение. В то же время справедливым представляется замечание о связи особенностей «песенной фонетики» с «полным», более отчетливым стилем произношения. Это может относиться также к фонетическим особенностям приподнятой ритуальной и публично-деловой речи в отличие от повседневно-бытовой речи на диалекте.

В более поздней статье И.А. Оссовецкого, специально посвященной теме «Язык фольклора и диалект»[40], содержится в общем аналогичная трактовка проблемы. Однако исходный тезис о специфике языка фольклора изложен несколько более определенно: «Жанрово-тематическая и образно-поэтическая общность, «похожесть» русского фольклора разных местностей, а также междиалектные языковые связи приводят, в частности, к тому, что в фольклоре вырабатываются языковые образования, выходящие за пределы сферы распространения данного диалекта; создаются произведения, язык которых нельзя ограничить узкими рамками одного диалекта. Таков, например, язык многих лирических песен, территория бытования которых совпадает не с территорией распространения того или иного диалекта, а с территорией распространения всего русского языка. Широкая область распространения таких песен и специфика их художественной формы указывают, что язык этих песен – явление общенародное, а не только диалектное. В еще большей степени это относится к языку эпической поэзии (былин и исторических песен), хотя территория ее распространения значительно уже, чем территория распространения русского языка»[41].

В подходе А.П. Евгеньевой к проблеме фольклора на первый план выдвигается не момент традиционности, но, наоборот, актуальность фольклора как искусства для каждой эпохи его бытования. «Произведения, созданные в древнейшую пору в соответствии с идеями и художественными представлениями своей эпохи, переходят в другую эпоху не в качестве окаменелости, а как живые произведения, выражающие мысли и чувства сказителей, певцов и их слушателей на языке творческого искусства, и изменения в текстах устных произведений происходят непрерывно»[42]. Это положение бесспорно имеет существенное значение для понимания социальных функций фольклора как народного искусства.

А.П. Евгеньева считает, что былина в каждую эпоху живет на языке именно этой эпохи, захватывая более или менее широко предшествующие. При этом количество архаизмов (лексических, синтаксических, морфологических, фонетических), по ее мнению, в былине очень незначительно, и они не так стары, как сама былина.

Вопрос о соотношении языка фольклора с диалектом А.П. Евгеньева решает исходя из понятий актуальности и народности как определяющих признаков фольклора в его историческом существовании. Поскольку создателем и исполнителем фольклора является народ, говорящий на диалекте, постольку и языком фольклора является диалект. «Язык устной поэзии – это живой язык для творцов и носителей ее, а не пришедший извне или «спустившийся сверху» и механически усвоенный и усвояемый. Диалектные черты в нем – не внешняя, позднейшая оболочка, а органическая неотъемлемая сторона устного произведения, пронизывающая все его стороны. «Система» языка (грамматическая, лексическая) устного произведения – это «система» того говора, в области распространения которого она живет, но в то же время это в основных и определяющих чертах и «система» русского языка в его целом, а диалектные отклонения в ней незначительны»[43].

Устойчивость языка былинных текстов, проявившуюся в записях XVII–XX вв., А.П. Евгеньева объясняет тем, что устная поэзия, будучи высокохудожественной, «опирается на основной и важнейший лексический состав языка, являющийся также основным и важнейшим для всех говоров языка, а поэтому и наиболее стойким»[44].