Язва

Ночью Сергеев спал как убитый и, что удивительно, проснулся с ясной головой и почти сложившейся мозаикой происшедшего. Не хватало нескольких деталей. Одну принесла Оксана. Девушка «прижала к стенке» Светлану, и та покаялась, что новостью о Чернове, взяв клятвенное обещание «никому-никому», поделилась с подругой, Мариной Светлаковой, тоже дежурившей в медсанчасти. Марина несколько раз за смену бегала в приёмник звонить по городскому телефону своему новому возлюбленному, майору Белявскому.

– Такая любовь? – удивился Андрей.

– Такая ревность! – улыбнулась Оксана. – Боялась, что, пока она на дежурстве, майор домой другую приведёт. Он у них в городке известный «сердцеед».

Выслушав девушку, Андрей спросил, может ли Светлана узнать городской номер Белявского.

– Конечно, может, у неё же папа начальник связи, – уверенно сказала Оксана. – А зачем тебе?

– Пока не знаю, но вечером буду знать, – ответил Андрей, проводил девушку в институт и отправился в морг за деталью номер два.

Марк Рыжаков уже закончил утреннее вскрытие, сидел в своём кабинете за протоколом. Приходу Сергеева, как всегда, обрадовался, включил электрический чайник и аккуратно поставил на стол шахматную доску с фигурами.

– Доиграем?

В прошлый раз они отложили партию в интересной позиции.

– Непременно, только сначала скажи, что ты об этом думаешь.

Андрей протянул Рыжакову исписанные каллиграфическим почерком листы.

Марк нацепил очки:

– Протокол вскрытия, очень интересно…

Открыл последний лист, посмотрел фамилию патологоанатома.

– Знаю, Сашка Мясоедов, толковый прозектор, только торопится с заключениями, не всегда успевает подумать.

Текст Рыжаков читал внимательно, периодически возвращаясь и перечитывая отдельные места. Закончив, снял очки, задумчиво погрыз дужку и поднял глаза на Сергеева.

– Давай сначала твою версию. Что смущает?

– Марк, весь протокол я не читал, – признался Андрей. – Смотрел только заключение. А смущает неожиданность летального исхода. Со слов лечащего врача, парень должен был выкарабкаться, дело шло на поправку.

– Да, – подтвердил Марк, – описаны классические признаки регенеративного процесса. Финал в виде остановки дыхания не прогнозировался.

– Тогда почему дыхание остановилось?

– Ну, брат, может быть масса причин. Инфекция-то нешуточная!

– А если не инфекция?

Марк внимательно посмотрел на Андрея.

– Думаешь, помогли?

– А есть признаки «помощи»? – задал Сергеев встречный вопрос.

Рыжаков легко поднялся с места, подошёл к двери, выглянул в коридор, плотно прикрыл дверь и повернул изнутри ключ. Снова пристально посмотрел на Андрея.

– Ты лезешь в очень опасное дело, брат мой. Я не хочу видеть тебя лежащим там. —

Марк показал пальцем на стену, за которой находился секционный зал.

– Я уже по уши в этом деле, Марк, – со вздохом произнёс Андрей. – У меня нет другого выхода, кроме как докопаться до правды.

Рыжаков подошёл к полкам с книгами, раздвинул анатомические атласы, порылся в глубине, вытащил тонкую самиздатовскую брошюру, озаглавленную «Лаборатория-Х НКВД». Нацепил очки, перевернул несколько страниц, начал читать вслух:

«Токсикологическая лаборатория, созданная в 1921 году при председателе Совнаркома Ленине, поначалу именовалась „специальным кабинетом“. В 1937 году она вошла в структуру НКВД и до 38-го года представляла собой рядовое подразделение, сотрудники которого занимались научно-исследовательской работой – выводили новые ядохимикаты и проверяли их на крысах, кроликах и воронах. В конце 1938 года подразделение возглавил Григорий Майрановский, бывший руководитель токсикологической лаборатории Всесоюзного института экспериментальной медицины. С его приходом лаборатория заработала в совершенно ином качестве: вновь создаваемые яды стали испытывать на заключенных. Яды должны были не только гарантированно убивать, но и не оставлять никаких следов в организме».

Рыжаков захлопнул книжку.

– Если коротко, они делали яды на основе алкалоидов кураре, вызывающих остановку дыхания. Нужно было решить две задачи: отсрочить действие, кураре действуют слишком быстро, и одновременно добиться быстрого саморазложения яда в организме, чтобы не определялся при патологоанатомическом исследовании.

Марк замолчал.

– И ты хочешь сказать… – начал Андрей.

– Я ничего не хочу сказать, – перебил его Марк. – Я вижу в протоколе нечто похожее на последствие отравления кураре. И вижу, что обычными химическими методами яд не был обнаружен.

– Марк, последний вопрос. Есть ли какой-то метод, которым можно обнаружить этот яд или его следы при эксгумации тела?

– Есть, – не раздумывая ответил Марк. – В тридцать восьмом году о нём ещё не знали. Спектрофотометрия.

– Спасибо, Марк. Протокол оставить? Или я заберу?

– Оставь, я вечерком ещё почитаю. Хотя вряд ли что-то иное скажу.

Он пододвинул Андрею шахматную доску.

– Твой ход, следопыт.

12 апреля 1979 года, четверг, утро, начало седьмого. Телефонная будка у магазина «Гастроном».

– Аркадий Кириллович?

– Я, кто говорит?

– Вы меня не знаете. Простите, если разбудил.