Язва

– Мы, Юра, не будем его брать. Наоборот, поможем. Штамм подкинем и проследим, чтобы он его благополучно вывез.

– Хочешь с американцами поиграть? – усмехнулся Андропов.

– Хочу. Бурасенко уверяет, что «Б 540» – тупиковая ветвь. Оказался нестойким, быстро теряет патогенность. В «Биоресурсе» сейчас над «Б 542» работают. Говорит, что гораздо перспективнее. А с пятьсот сороковым пусть американцы возятся.

– Что нам это даст?

– Убьём двух зайцев. Первое: получив штамм, американцы не будут шуметь по поводу нарушения конвенции. Их больше перспективы военного применения заинтересуют. Второе: пустим потенциального противника в ложном направлении.

Андропов встал, подошёл к окну. По давней привычке посчитал голубей на памятнике основателю ЧК. Вернулся за стол.

– Хорошо, Семён Кузьмич, действуй.

10 апреля 1979 года, около десяти утра, заброшенный барак на окраине города С.

Фёдор Зацепин, он же Джейсен Хансен, позволил себе поспать дольше обычного: надо восстановить силы после вчерашних событий. Встал в восемь по местному, измотал себя усиленной гимнастикой, позавтракал, снова завалился на матрац. Успешно развивавшаяся операция неожиданно вышла из-под контроля. Конечно, не совсем неожиданно. Вариант с попыткой задержания он предусмотрел и заранее подготовился. Всё равно неприятно. И главное, дальнейшие действия сопряжены с многократно увеличившимся риском провала. Безусловно, можно выйти из игры. «Окно» открыто, шеф поймёт, да и кто в сложившихся обстоятельствах его упрекнёт? Но за всю свою карьеру Джейсен ни разу не возвращался «пустым». Не собирался и теперь.

Он встал, начал размеренно ходить по комнате: пять шагов к окну, пять шагов к двери. Хансен всегда так делал, решая сложную задачу. Движения помогали думать.

Кривцов, очевидно, мёртв. Джейсен не проверял пульсацию на сонной, не до того было. Но живого человека от мёртвого он всегда отличит. К тому же он успел заметить, как при появлении фигур в камуфляже Кривцов побледнел, закатил глаза, руки конвульсивно дёрнулись, голова безжизненно повисла. Принял яд? Возможно, но, может, и сердце. Он и на предыдущем контакте за сердце держался, таблетки в рот забрасывал.

Хорошо, что удалось установить источник биоматериала. После встречи в кинотеатре Кривцов заночевал у любовницы. Хансен занял удобную позицию на чердаке дома напротив и видел, как рано утром Кривцов отправился на работу, уводя за собой наблюдателя из КГБ. Любовница вышла в начале двенадцатого, с таинственным видом огляделась по сторонам и направилась к трамвайной остановке. Хвоста за ней не было, и проследить её передвижения до квартиры в панельной пятиэтажке не составило труда. Дальше совсем просто. Очаровав начальницу домоуправления, Хансен выяснил, что в одиннадцатой квартире проживает незамужняя медсестра инфекционной больницы. Той самой, где, «о ужас», лежат больные сибирской язвой. Безусловно, нельзя недооценивать русскую контрразведку. Пробирки у них, анализ содержимого займёт от силы несколько часов. Установить, кто из окружения Кривцова имеет доступ в инфекцию, – дело техники. По оценке Хансена, уже завтра после полудня имя медсестры может быть известно. Начальница домоуправления, конечно, расскажет про посетителя, интересовавшегося квартирой одиннадцать. Значит, надо действовать быстро.

Глава 18. Разбитое корыто

10 апреля 1979 года, третий час дня, общежитие станции скорой медицинской помощи.

На работу Сергеев не пошёл, утром позвонил с вахты непосредственному начальнику, заместителю главного врача, сослался на плохое самочувствие. Тот разрешил пару дней отлежаться. Самочувствие действительно было хуже некуда. Физически, если не считать ушибленного Колиного плеча, они не пострадали, но моральное состояние команды внушало тревогу. Оксана проплакала всю дорогу, Николай сквозь зубы матерился, стучал кулаком по сиденью, извинялся и снова матерился.

Вернувшись в город, решили происшедшее не обсуждать, разойтись по домам и собраться у Сергеева на следующий день, после обеда. Андрей подвёз Оксану домой, поставил машину в гараж, без приключений добрался до общежития и завалился в кровать. Долго не мог уснуть, мучила мысль, что он упустил нечто важное. На вызове, с которого всё началось, в несвязной речи лейтенанта, кроме Чернова и фильтров, было что-то ещё. Тогда Андрей посчитал это несущественным, теперь не мог вспомнить.

Вопреки обещаниям психологов, ночной сон ответа не принёс. Снились какие-то отрывистые картинки. Встал Сергеев с головной болью.

«На пороге сидит его старуха,

А перед нею разбитое корыто».

С выражением продекламировал он. Вот уж действительно, доигрались до «разбитого корыта».