Язва

— Я выбрал Землю, — запальчиво сказал принц Еврафриканский. — Пойми же меня, я хочу, чтобы она была такой, какая она есть, обнаженная, кипящая страстями, смертоносная, способная перенести самое большое зло и приобщиться к нему! Хочешь знать, как это было? Ты действительно хочешь? Ладно, если ты даже обвинишь меня потом в трусости, слушай: конечно, это произошло на Земле, в конце большого сражения, наши союзники бились с Ночными и, к сожалению, самым жалким образом бежали, сдались, но не спасли свои шкуры. Нет, я не хочу сказать, что это произошло сразу же, что все оказались предателями. Сначала был жестокий бой среди снега и льда на узком перешейке, который отчаянно защищали вооруженные дети. И лед проваливался под ними, предавая, как и все остальное, и дети, зажатые с двух сторон, были перебиты все до одного на этом льду, красном от их крови… И, как обычно, остается какой-нибудь последний очаг сопротивления, а в нем — женщина с детьми, которые дохнут от ужаса и голода между двумя последними призывами к свободным звездам, к миру живых, к тому миру, который не слышит их, потому что существуют всякие конвенции, рынки, а также потому, что он слишком дорожит своим покоем, своими прекрасными процветающими планетами… Этот очаг сопротивления слабеет с каждым днем, мертвецы повсюду, потому что еще кровоточащие трупы укладывают на стенах — ведь они служат дополнительным укрытием… Наконец этот последний бастион пал, всех взяли в плен и меня тоже. Я отказался улететь с последним кораблем и принял терновый венец героя и дурака вместе с остальными. Тогда…

— Тебя пытали?

— Совсем нет. Иначе все было бы, как с остальными…

Он закрыл глаза. Он вспоминал:

…За долгие дни они уже притерпелись к этой мысли: женщины постоянно говорили об этом — не так, как они обычно болтают о всякой ерунде и о любовных интрижках, но так, как они воркуют во время любви — голосом хрипловатым и прерывистым.

— Я предпочитаю сгореть заживо! — говорила рыжая красотка с длинными волосами. В башне, где они прятались, не было парикмахера и только минимум воды, которую раздавали на рассвете и вечером, чтобы утолить жажду и вытереть лицо. К тому же, она вообще была неряха…

— Все предпочитают умереть быстро, — сухо откликнулась бледная блондинка. — Еще неизвестно, чему они нас подвергнут, но, во всяком случае, после все равно умирают. А объявлять вслух безумные желания абсолютно бесполезно.

Это была дочь какого-то важного функционера с Земли, может быть, министра или адмирала, как Кэррол, и она умела вести себя, но по тому, как побелели ее пальцы, а ногти вонзались в ладони, было заметно, что и ей страшно. Ужасно страшно.

— Если последние очаги обороны падут, — продолжала девушка с рыжими кудрями, кусая губы до крови, — я знаю, что буду делать. А вы?

Раньше она была чем-то вроде идола, звездой мирового телевидения — ее обожали, ей льстили, она была известна своими дикими выходками. На затерянных планетах у мужчин пересыхало во рту, когда они видели ее трехмерное изображение. Но она весьма подурнела с тех пор, как началась вся эта заваруха, и теперь вынуждена была ютиться по разным закоулкам. Подобные девицы не созданы для суровых испытаний, к тому же здесь у нее не было косметики. Она старалась не смотреть в зеркала: она все еще представляла себя в обычном бело-золотом великолепии…

— Ведь существуют порошки, — сказала она, нервно соскребая с ногтей шелушащийся лак. — Они почти не вызывают страданий. Холод поднимается по ногам, их больше не чувствуешь, они отнимаются. Потом ложишься, и наступает ночь. Есть еще газы…

— Это преступление против человечности, — сказала бледная девица, отворачивая в сторону свое лицо античной статуи. — Мне кажется, у вас есть дети. Две маленькие девочки. Что с ними будет без вас?

— Вы думаете, что я оставлю Ирму и Лауру этим чудовищным садистам? В городе Б. они заполнили канал головами, отрубленными у молодых девушек. В Т. они повесили на главной площади детей вместе с собаками. И так далее.

— Да замолчите же, — сказала Анна-блондинка. — Вы словно находите в этом удовольствие…

— Да что вы об этом знаете? Может быть. Подождите, когда вас изнасилуют, как женщин из С., восемнадцать раз за ночь…

(Ему очень нравилась эта Анна — за ее бледность, византийскую непреклонность…)

На другой день враги вошли в башню.