Никогда еще он не видел столь безупречной красоты. С каждой ступенькой он ожидал разочарования в этом своем выводе, но оно так и не наступило. Он решил, что в ее жилах течет карибская кровь — из-за смуглости. Волосы были туго стянуты сзади, обнажая чистый лоб и симметричность бровей. На ней было простое черное платье, без всяких драгоценностей.
— Мистер Грилло, я вдова Бадди, — несмотря на цвет платья, тон этих слов говорил, что эта женщина вряд ли только что оторвала голову от смоченной слезами подушки. — Чем я могу вам помочь?
— Я журналист…
— Эллен мне сказала.
— Я хотел узнать кое-что о вашем муже.
— Вообще-то уже поздно.
— Днем я был в лесу.
— А-а. Вы тот самый мистер Грилло.
— Простите?
— Тут был один полисмен, — она повернулась к Эллен. — Как его имя?
— Спилмонт.
— Спилмонт. Он был здесь и рассказал, что случилось. Он говорил про ваш героизм.
— Не такой уж это и героизм.
— Достаточный, чтобы заслужить вознаграждение. Так что входите.
Эллен раскрыла дверь слева от холла, и Рошель ввела туда Грилло.
— Я отвечу на Ваши вопросы, пока они будут касаться работы Бадди, — в ее речи отсутствовал всякий акцент. Училась в Европе? — Я ничего не желаю знать о его предыдущих женах и не хочу расписывать его слабости. Хотите кофе?
— С удовольствием, — Грилло, как всегда, пытался поймать тон разговора и в меру сил подражать ему.
— Эллен, кофе для мистера Грилло, — крикнула Рошель, приглашая гостя садиться. — А мне воды.
Комната, где они находились, занимала всю длину дома и была высотой в два этажа. По всем четырем ее стенам сверху были развешаны те же яркие афиши, что и в холле. В глаза так и лезли приглашения, обещания, предупреждения. «Зрелище на всю жизнь!» — скромно возвещало одно. «Смех до упаду, — грозило другое и добавляло, — и после!»
— Это только часть его коллекции, — пояснила Рошель. — В Нью-Йорке еще больше. Думаю, что это крупнейшее частное собрание.
— Я и не знал, что кто-то такое коллекционирует.
— Бадди говорил, что это единственное подлинно американское искусство. Может, и так… — она замялась, ясно показывая свое недовольство этим зубоскальным парадом. Чувства явно портили это совершенное лицо, как грубая ошибка скульптора.
— Вы, наверное, захотите от нее избавиться? — спросил Грилло.
— Это зависит от завещания.
— А у вас не связано с ней никаких сентиментальных воспоминаний?
— Это уже уходит в сферу частной жизни.
— Да, пожалуй, вы правы.
— У Бадди были увлечения и похлеще, — она встала и надавила открытую в панелях кнопку выключателя. На стеклянной стене в дальнем углу комнаты заплясали разноцветные огоньки.
— Сейчас я вам покажу, — она потянула его в глубь комнаты, где у стен притаились экспонаты, слишком крупные для любого другого помещения. Гигантское, футов двадцать в высоту, ухмыляющееся лицо, в пасти которого проделан проход. Светящийся плакат рядом обещал «Ворота смерти». Неподалеку — локомотив в натуральную величину, ведомый скелетами.
— Господи! — выдавил Грилло.
— Теперь вы понимаете, почему я оставила его?
— Не понимаю. Вы что, не живете здесь?
— Я пыталась, — последовал ответ. — Но поглядите на это место. Это сама душа Бадди. Он обожал ставить не всем свою метку. На всех. Здесь для меня не было места.
Она посмотрела в пасть великана.
— Мерзко. Вам не кажется?
— Я не специалист.
— Неужели это не вызывает у вас отвращения?
— Может быть, я привык к отвратительным вещам.
— Он любил говорить, что у меня нет чувства юмора потому, что я не находила эту… штуку забавной. На самом деле я и в нем не видела ничего особенно забавного. Как любовник, да… он был замечательным. Но забавным? Нет.
— В этом все дело?
— А что, если я скажу «да»? У меня в жизни было достаточно скандалов, я знаю, как вы, газетчики, умеете все извращать.
— Но вы же все равно говорите?
Она оторвалась от маски, чтобы посмотреть на него.
— Да. Говорю, — внезапно она быстро отошла от стены. — Мне холодно.
Тут Эллен внесла кофейник.
— Оставь. Я разолью.
Вьетнамка поставила поднос и перед тем, как выйти, задержалась у двери чуть дольше, чем позволяется дисциплинированной прислуге.
— Вот и вся история Бадди Вэнса, — сказала Рошель. — Жены, деньги и карнавал. Ничего нового я вам, к сожалению, не скажу.
— Как вы думаете, у него были какие-нибудь предчувствия?
— Смерти? Сомневаюсь. Он никогда не любил думать об этом. Сливки?
— Да, пожалуйста. И сахар.
— Берите сами. Какие новости ваши читатели хотят услышать? Что Бадди снилась его смерть?
— Иногда случаются и более странные вещи, — говоря это, Грилло думал о расщелине и своем спасении.
— Не думаю, — возразила Рошель. — Я видела в жизни не так много чудес. Когда я была ребенком, дедушка научил меня воздействовать на других детей.
— Как?
— Просто усилием воли. Он сам занимался этим. Я могла заставить их уронить мороженое или смеяться без причины. Были и еще разные чудеса. Но я разучилась. Мы все разучились. Мир изменился к худшему.
— Может, все не так уж плохо. Я понимаю вашу печаль…
— Да черт с ней, с печалью, — сказала она неожиданно. — Он умер, а я вот тут жду, какой окажется его последняя шутка.
— Завещание?