Яцхен

– Не встречал. Мне говорили, что он с группой особо доверенных братьев еще с вечеру отправился в город. Сейчас они должны быть там.

Кардинал беспокойно обернулся в сторону виднеющейся за домами Ромеции. Там кое-где колеблются огоньки – похоже, в обезумевшем городе тоже полыхают пожары. При таком большом бардаке это неудивительно.

– Еще и Торквемада куда-то запропастился… – тяжело вздохнул дю Шевуа. – Что же здесь творится, что творится…

– Хуже, чем путч, – согласился я.

– Намного хуже. Хотя я и не знаю, что это такое. А у вас тут что произошло? Почему эльфийская девица красна, как вареная креветка?

– Она меня только что поцеловала, падре, прикиньте! – глупо-радостно сообщил я.

Воцарилась мертвая тишина. Кардинал дю Шевуа замер, не закончив шаг, и медленно-медленно повернулся к Аурэлиэль. У той отвисла челюсть. Кончики ушей уже не просто розовые – алеют так, что вот-вот вспыхнут пламенем.

– Даже и не знаю, что сказать… – ошалело начал кардинал.

Хлобысь!!! От удара у меня клацнули зубы, я невольно отшатнулся. Аурэлиэль зашлась в рыданиях, тряся ушибленной рукой. Та на глазах распухает – яцхенам нельзя давать пощечины, себе же хуже сделаешь.

– Это уже третий раз, – прокомментировал я, держась за щеку. – Ты так руку когда-нибудь сломаешь.

– Не приближайся ко мне больше никогда, мерзость ходячая!!! – истошно выпалила эльфийка, пряча лицо в ладонях и бросаясь наутек.

Я проводил ее растерянным взглядом, не шевеля даже пальцем.

– Знаешь, сын мой, я начинаю думать, что тебе и в самом деле не помешает обет молчания, – сочувственно произнес кардинал. – Пора бы уже и усвоить, что о некоторых вещах лучше никому не рассказывать.

Когда падре прав, он прав. Я в очередной раз обоссал сам себе всю малину. Из-за моего дурного языка у меня никогда не будет подружки.

Хотя крылья, хвост и две пары лишних рук этому тоже не очень помогают.

Конечно, ничего бы у нас с Аурэлиэль не получилось бы. Она не в моем вкусе… да и я тоже совсем не в ее, будем уж честными. Очень сильно сомневаюсь, что благонравная эльфийская девушка согласилась бы рассматривать меня в таком качестве. Даже если надеть мне на голову мешок, я все равно останусь безобразным чудовищем. В прекрасного принца меня не превратит даже тысяча поцелуев.

Плюс еще и некоторые до сих пор не решенные проблемы анатомического свойства…

Впрочем, что толку плакать по пролитому молоку? Сойдемся на том, что меня в очередной раз бросили, и разойдемся на этом.

Глава 36

Далеко на востоке алеет утренняя заря. Заканчивается июнь – ночи короткие-короткие, рассветает совсем рано.

Я парю над Ромецией, оглядывая панораму орлиным взором. В городе сейчас хаос и кавардак. Вспоминаются Содом и Гоморра, последний день Помпеи, Варфоломеевская ночь, взятие Бастилии, Октябрьская революция и прочие события такого рода.

Короче, жуть кромешная.

За происходящим в городе я наблюдаю всеми тремя глазами и направлением. Однако куда большее внимание уделено небесам. Где-то здесь Пазузу. Он должен, он обязан быть где-то здесь. Наверняка сейчас любуется тем, что сотворил.

И я до смерти хочу с ним встретиться. Поглядеть в глаза и сказать пару ласковых.

Правая нижняя рука крепко сжимает шкатулочку, подаренную леди Инанной. Остальные пять полусогнуты, готовы в любой момент выбросить тридцать пять длиннющих когтей.

То, что творится в еще недавно сонной Ромеции, приводит в ужас. По улицам носятся целые толпы обезумевших горожан. Одни просто кричат и машут руками, словно сильно навеселе. Другие посвятили себя вандализму – ломают и поджигают здания. Третьи предпочли насилие – кусаются и колотят друг друга чем попало. Если просто кулаками, то еще не так страшно, но многие используют палки, дубины, топоры. Кругом валяются трупы.

Спартаковские фанаты и то не настолько безумны.

Однако это все полбеды. У зараженных шатиризмом сейчас инкубационный период. Во время него человек остается человеком, хоть и буйным психопатом. Но болезнь через некоторое время вступит в другую стадию, неизлечимую. Люди превратятся в монстров. И подчиняться они будут нашему дорогому Пазузу. А уж для чего он их использует, я боюсь даже представить. В том, что касается злодеяний, Пазузу переплюнет даже Чубайса.

Хотя в это и трудно поверить.

Пока что ни одного шатира я не вижу. Слишком мало времени прошло. Но они скоро начнут появляться. Очень скоро. Инкубационный период у всех длится по разному – от нескольких часов до нескольких дней. И несколько часов уже прошло.

Кстати, несмотря на похвальбу Пазузу, подействовала его эпидемия не на всех. Как я понял из объяснений кардинала и Рабана, у некоторых к шатиризму природный иммунитет. Правда, не генетический, а «нравственный», если можно так выразиться. Вроде бы шатиризмом не заболевают люди с чистой совестью, не отягощенные тяжкими грехами. Очень может быть – детей, например, я среди безумцев почти не вижу.