Яцхен

– Страдаю, еще как страдаю. У меня постоянно хандра. Жить не хочется, а хочется устроить своему черепу освежающий душ из когтей. Суицидальные наклонности. Хотя на самом деле это я больше треплюсь, если честно. Если б на самом деле хотел убиться, так давно бы уже убился.

– Не испытываешь ли ложного и вредного для спасения души страха вражеского?

– Да вроде нет… – с сомнением ответил я, снова не совсем понимая, о чем вообще речь.

– Не обращался ли когда к волшебникам, гадателям будущего и ворожеям? Не желал ли чрез них узнать будущее или получить облегчение от болезни, или избегнуть несчастья?

– Было, не раз. Память мне возвращали волшебством, еще кое-чего… А это разве запрещено? У вас же вроде только темное колдовство запрещено?

– Да, не всё волшебство запрещено. Но всё – греховно. Не повинен ли греху суеверия? Не веришь ли в счастливые и несчастливые дни, встречи и другие приметы?

– Нет, не верю. Фигня это все. Я только число тринадцать не люблю. Несчастливое оно какое-то.

– Не гадаешь ли о будущем по книгам Священного Писания?

– Да я и не умею.

– Не ленишься ли молиться Богу?

– Ленюсь. Постоянно забываю. Да и не умею толком. Не научили в детстве.

– Не любишь ли тварь больше Творца? Не пристрастился ли к чему-либо земному до забвения Бога?

– М-м-м… Вроде как нет… Хотя тут надо подумать, припомнить все хорошенько…

– Не допустил ли греха человекоугодия, то есть не льстил ли кому и не одобрял ли худых дел?

– Да нет. На хрена мне кому-то льстить?

– Не надеялся ли на человека более, чем на Бога?

– Да при моей жизни только на Бога надеяться и остается. От людей я уже давно привык ничего не ждать.

– Не надеялся ли только на свои силы, на свое богатство, на свои нравственные силы в деле спасения?

– Ну, сам себе не поможешь, так никто не поможет… Но с другой стороны, конечно, и волдырь не вскочит, если Бог не захочет.

– Любишь ли Бога больше всего на свете, больше отца, матери, детей, собственной жизни?

– Отец и мать у меня давно умерли. Детей никогда не было. А жизнь… да я ее терпеть не могу. На хрен кому нужна такая жизнь? Так что ответ – да.

– Не повинен ли в грехе неблагодарности Богу за Его бесчисленные благодеяния тебе?

– А где тут благодеяния-то? – хмыкнул я, рассматривая серый хитин на предплечьях. – Хотя с другой стороны, если рассудить – я до сих пор жив, условия вполне терпимые, последнее время вообще так неплохо провожу… Благодарен, наверное.

– Не заражен ли страстью любостяжания или сребролюбия?

– Отродясь за собой такого не замечал. Я не жадный.

– Не предаешься ли чревоугодию, сластолюбию, особенно пьянству?

– Пьянству – умеренно. А вот чревоугодию – во весь рот. Жру за десятерых и все равно не наедаюсь. Виноват.

– Не страдаешь ли гордостью или честолюбием? Не превозносишься ли своими дарованиями, заслугами или добродетелями?

– Какими там заслугами… Нечем превозноситься-то. Обычный среднестатистический яцхен.

– Не согрешил ли лицемерием, то есть не казался ли для приобретения славы от людей благочестивым, не имея истинного благочестия в душе?

– Было, грешен. При моей внешности без этого не обойтись. Только это не ради славы, а ради нормального существования.

– Носишь ли на себе Крест Христов – орудие нашего спасения?

– Ношу. Только часто теряю. Цепочка постоянно рвется. Шеи-то у меня нет, фиг что нормально повесишь. А в Лэнге вообще не носил – конспирацию соблюдать надо было.

– Не повинен ли в грехе богохуления, если не словом, то мыслью?

– Словом – не было. А в мыслях, бывает, такое завернешь… Особенно в хреновые моменты жизни.

– Не роптал ли на Бога в болезни, нужде и в несчастьи?

– Роптал. Постоянно жаловался. Даже скулил, можно сказать.

– Не сознаешь ли себя виновным в грехе кощунства, который бывает тогда, когда неуважительно кто относится к священным предметам, осмеивает их и оскорбляет их святость?

– Терпеть такого не могу. Мерзко выглядит.

– Не был ли когда невнимателен во время молитвы или богослужения и всуе, то есть только устами, а не сердцем, призывал имя Господне?

– Было. Бывает, кардинал меня заставляет молиться, я бормочу нужные слова, а сам о чем-нибудь постороннем думаю… Но я с этим борюсь.

– Не клялся ли когда ложно, то есть не утверждал ли клятвою того, чего не было?

– Один раз поклялся своим сердцем, но забыл, что сердца-то у меня нету. Случайно получилось, не специально. А так вроде больше ничего.

– Не согрешил ли когда клятвопреступлением, то есть не исполнил законной клятвы?

– Клятва – это святое. Уж я навидался, что бывает, когда их нарушаешь.

– Не нарушил ли когда данных Богу обетов?

– Да я их и не давал ни разу. Настоящих.

– Не божился ли? Не призывал ли имя Божье всуе в обыкновенных разговорах или без должного благоговения? Не принуждал ли кого к божбе?

– Много раз. В моем родном мире на это сквозь пальцы смотрят.

– Не утаил ли чего на исповеди по ложному стыду?

– Ни разу. Прозрачный, как стекло.

– Не призывал ли Бога и святых Его на помощь в дурных делах, а также при обмане в торговле?

– Ну тут смотря что считать дурными делами… Бывали дела спорные, которые фиг поймешь – хорошо или плохо… Но Бога при этом вроде не призывал.