Яцхен

– Не помню… – озадачился Щученко. – Но поверю на слово. Видите, товарищ Сапрыкина, не зря я, значить, вас в список-то заносил – уже второй раз попадаетесь! Надо все-таки вас, значить, пропесочить… А шо это вы руль-то бросили?! – вскинулся он. – Вы, товарищ Сапрыкина, не саботируйте производство – взялись нас к музею везти, так везите! Нам здесь эти ваши глупые обиды, значить, не нужны!

– Так уже привезла… – покосилась на него Ира. – Вот он – Политехнический музей, как заказывали…

Глава 7

Щученко резиновым мячиком выпрыгнул из «Интуриста», обежал его и услужливо распахнул передо мной дверь. Я ступил на асфальт, чувствуя себя едва ли не генсеком, и, в свою очередь, подал руку Ирочке. Та, правда, приняла ее с большим смущением – все-таки меня трудно назвать заурядным кавалером.

Что ж, в конечном итоге я все-таки добрался до Политехнического музея. Достижение, блин… Но что поделаешь – у меня все вверх тормашками. То, что для обычного человека – настоящий подвиг, для меня – обыденность. И наоборот – порой самые простейшие вещи оборачиваются настоящими проблемами. Вспомнить хотя бы, как я на пару с Палачом грабил одежный магазин, чтобы раздобыть пару штанов – чистый анекдот…

Само собой, теперь искомое заведение располагается в другом здании – старое, как и многое-многое другое, затопило водой. Но все экспонаты перенесли чин чином, ничего не забыли и ничего не упустили.

На стене красовалась цитата из изречений нынешнего вождя – «Хорошо быть советским человеком!». И подпись – С. С. Саулов. Рядом с этой надписью торчали несколько парней, которые, весело хихикая, приписывали к фамилии вождя окончание «ым». Теперь смысл получился весьма двусмысленный.

– А ну, значить, брысь отсюда, фулюганы! – шуганул их Щученко. – Взяли моду – вредительством заниматься, стены, значить, осквернять!

Мальчишки, заливаясь хохотом, разбежались в разные стороны. Полковник проводил их грозным взглядом в бинокль, посмотрел на их художества и саркастично хрюкнул.

– Каламбурчик… – констатировал он. – Смешно, смешно… Но заметьте, товарищ Бритва, неоригинально! Эту шутку я в прошлый выходной уже слышал – ее, значить, товарищ Винокур со сцены произносил. Только зазря штукатурку изгваздали.

Мне невольно подумалось, что при Сталине за такую шутку непременно последовали бы репрессии. Да и брежневские вассалы вряд ли потерпели бы столь ехидный намек. Ну что ж, в этом мире подобные строгости перестали быть необходимостью – всех врагов благополучно выловили и стало возможным ослабить поводья.

– На сегодня в Москве остался только один музей, который не был переименован после революции – Политехнический. Даже Третьяковская галерея до 1918 года называлась по-другому, – сообщила нам Ира, вспомнив о своей роли экскурсовода. – Это один из старейших музеев мира – открытие состоялось двенадцатого декабря 1872 года. Старое здание, ныне исчезнувшее под водой, было построено по проекту архитектора Монигетти. Политехнический музей был создан по инициативе российских ученых-просветителей, членов Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Музей был задуман как научный и просветительский центр России, в задачу которого входила интеллектуальная поддержка технической культуры общества путем распространения научных знаний. Начало музею положила Политехническая выставка, посвященная двухсотлетию со дня рождения Петра Первого и открывшаяся тридцатого мая 1872 года. Открытие нового здания, которое вы видите перед собой, было приурочено к восьмидесятилетию со дня рождения Ленина – двадцать второго апреля 1950 года…

– Товарищ Сапрыкина, хватить мне уже, значить, мозги канифолить! – нетерпеливо прервал ее Щученко. – Развели здесь, понимаешь, болтологию!

– А мне интересно, – вступился за девушку я.

– Товарищ Сапрыкина, вы почему прервали вашу увлекательнейшую лекцию?! Немедленно продолжайте, во мне, значить, разгорается научное любопытство!

Ирина закатила глаза, но продолжила рассказывать о Политехническом музее и его роли в просвещении обновленного коммунистического общества.

На самом деле я соврал – мне не было интересно. Когда я хочу послушать лекцию, то обращаюсь к Рабану – он хотя бы с интонациями рассказывает. А Ира словно по бумажке читает – монотонно и скучно, как в террариуме.

Почему в террариуме? Не знаю, просто к слову как-то пришлось. Помню, был я там один раз – с папой, с сестрами, так чуть не подох от тоски. Лежат змеи, черепахи, еще какие-то гады, и все без движения – спят… или умерли, не знаю. Только лягушки в аквариуме забавные – мелкие такие, черные, и все плавают вверх-вниз. Причем одновременно – как солдаты. Раз – и все лягвы поплыли вверх. Два – и все лягвы поплыли вниз. Три – и все лягвы поплыли вверх…

– А теперь проследуем внутрь и начнем нашу экскурсию! – закончила повествование Ира, решительно поднимаясь по ступеням.

Щученко не сдвинулся с места. Через секунду я понял, что полковник уснул – стоя, с открытыми глазами и очень внимательным лицом. Специалист!