Ястреб халифа

Четыре золотых яблока йамура на вершине альминара ярко горели в лучах послеполуденного солнца. Они венчали невесомую ажурную конструкцию громадного фонаря, уже два века стоявшего на плоской, обнесенной зубцами крыше громадной башни. Кутубия, чудо Исбильи, поражала своей изящной красотой. Глаз радовали четыре балкона с двойными арками – одной цветочной, а другой сквозной ажурной резьбы, – а стены башни были сплошь забраны каменными кружевами.

Четырехугольный альминар был столь велик, что на его пологой лестнице с широкими ступенями могли разъехаться две пары несущих стражу всадников. Именно с Кутубия заметили приближение войск халифа – и тревожный сигнал трубы прозвучал перед полуденным призывом на молитву.

Сейчас близилось время третьего намаза, но на вершину башни никто не поднялся. Муаззин лежал в Апельсиновом дворике масджид, у фонтана для омовений – там, где его грудь пробил ханаттийский дротик. Говорили, что пруды и фонтаны двора омовений стали красными от крови. Все три зала масджид были, как коврами, устланы трупами.

Кроме Тарега и его коня, на площади не осталось ни одной живой души. Мертвые тела свешивали руки со ступеней входа, сидели, прислонившись к распахнутым дверям, лежали там, куда скатились со ступеней. В двух шагах от самийа ярким пятном выделялся труп молоденького юноши, вооруженного лишь кинжалом – явно доставшийся по наследству, ашшамской стали клинок с травленой узорной рукоятью ярко блестел на солнце. Зеленый кафтан заливала кровь, еще сочившаяся из рассекшей грудь длинной раны.

У самых копыт Гюлькара расплывалось большое красное озеро, в котором мокли длинные косы женщины. Головной платок с нее слетел, пока она падала вниз – с головокружительной высоты альминара. Говорили, что ее тело уже с глухим стуком ударилось о булыжник, а невесомый золотой шелк платка все кружился и кружился в воздухе, медленно опускаясь на камни площади.

Женщина лежала лицом вниз, из-под раскинувшихся семи подолов парадных платьев голубого шелка жалко высовывались босые ступни – изящные кожаные туфельки с загнутыми носами разлетелись на несколько шагов в стороны. Один локоть торчал вверх под странным углом, а вторая рука оставалась подвернутой под тело. Она прижимала что-то к животу, и это что-то приподнимало ее спину над тонувшими в крови камнями.

Тарег знал, что это было. Сулейма, любимая наложница эмира Исбильи, бросилась с альминара, прижимая к себе новорожденного сына.

А следом за ней кинулись в гостеприимную воздушную пропасть еще три наложницы с младенцами на руках. Одна из них, в ярко-зеленом хиджабе поверх выбившегося оранжевого с золотом платья, лежала на боку. Женщина прижимала к груди крохотное тельце, завернутое в расшитый синими цветами платок. Лысенькая головка свешивалась через локоть. Синие цветы постепенно затягивало ярко-красным.

Тарег поднял дрожащие руки и закрыл ими лицо.

Аммар въезжал в аль-каср через Львиные ворота – низкую темную арку, зажатую между мощными четырехугольными, увенчанными зубцами башнями. Проходя через Сад привратников, между кипарисами и стрижеными самшитами, он думал, что хорошо было бы остаться здесь, в тени деревьев. Сесть у затянутой плющом высоченной стены и ни о чем больше не думать.

Но, увы, халиф аш-Шарийа не мог так поступить. Ему нужно было пройти дальше, в ворота стены, отделявшей сад привратников от двора Охотников. Пройти по выложенному бело-красным мрамором, идеально полированному полу. Подойти к аркам Известкового дворика – кстати, они действительно напоминали кружево морской пены и раковины, – и подняться на верхний ярус галереи. На галерее сесть на приготовленное место – на прекрасном хорасанском ковре знаменитых сине-красно-белых тонов, в окружении своих военачальников. Халиф аш-Шарийа должен был присутствовать при казни мятежников из мятежного рода.

Их выводили по одному из расположенного по соседству Ястребиного двора. Катиб выкликал имя, человека ставили на колени. Юный гулям взмахивал ярко-желтым платком – и под солнцем ярко вспыхивал тулвар палача.

Аммар даровал всем мятежникам легкую смерть через обезглавливание.

Головы складывали в большие корзины, плетенные из ивовых прутьев. Аммар приказал казнить первыми Абд-аль-Азиза и всех пятерых его совершеннолетних сыновей – младшему было всего тринадцать, но держался он очень достойно. Только когда помощники палача положили ему ладони на плечи и придавили вниз, заставляя встать на колени, мальчик всхлипнул. Но тут же взял себя в руки и гордо вскинул голову.

Трупы оттаскивали в сторону черные рабы – их тела лоснились от пота, а розовые пятки оскальзывались на окровавленных плитах. Из одежды на зинджах были только белые набедренные повязки, а на черной коже следы крови не разглядеть.