Ястреб халифа

Точно такие же письма старый имам разослал и в Фейсалу, и в Хативу, и в Беникассим, и в Нишапур, и в Мерв с Балхом. Фейсала уже ответила – и Рукн ад-Дин благодарил Всевышнего за спасение еще одного города верующих.

– Да, – недовольно встрепенулся нерегиль, – и почему ты называешь меня «гневом Всевышнего»? Это глупо. В последние годы я живу под печатью дурацких метафор – я уже побывал и ангелом, и шайтаном, и благословением Всевышнего. Теперь вот ты обозвал меня «гневом». Разве не глупо?

– Нет, – покачал седой головой старик. – Не глупо. К тому же я не верю, что ты ангел. Впрочем, ты и не шайтан. И уж точно не «благословение Всевышнего».

– Хм, – покосившись на него из-за плеча, пробурчал Тарик. – Ну да, конечно, ты же из зайядитов. Вы называете меня Величайшим Бедствием. Считаете, что призвавших меня одурачил иблис.

– Среди зайядитов много разных толков, – терпеливо пояснил Рукн ад-Дин. – Мурджииты, к примеру, полагают, что ты послан нам ангелом Джабраилом.

Тарик злобно дернул плечом.

Рукн ад-Дин снова чихнул. Да, надо бы поговорить с лекарем. В этом возрасте простуду запускать нельзя. И горло запершило – вот незадача.

– Ну а ты какого толка зайядит? – насмешливо поинтересовался нерегиль.

– Никакого, – усмехнулся старик. – Я сам по себе зайядит.

Тарик фыркнул – непонятно, то ли с презрением, то ли одобрительно. И зло процедил:

– Если ты, как эти… мурджииты… веришь в ангела Джабраила, знай: когда-нибудь я все-таки умру – и на том свете точно разыщу гадину, которая так надо мной подшутила. Разыщу – и набью ей морду.

– Я тебя очень понимаю, о Тарик, – серьезно отозвался Рукн ад-Дин. – Я думаю, что это была воистину плохая и жестокая шутка.

Нерегиль крутанулся и уставился на имама любопытными глазами:

– Так ты тоже не веришь во все эти бредни про ангела и шейха в пустыне?

– Это не бредни, – тихо отозвался старик. – Это грустная ошибка, которая всем нам будет очень дорого стоить. Причем лишь первая в череде других грустных ошибок.

Нерегиль прищурился. Рукн ад-Дин пояснил:

– Я полагаю, что к шейху Исмаилу в пустыне Али снизошел не ангел. Я думаю, что его одурачили джинны. Или Дети Тумана.

– Это еще кто? – поднял брови Тарик.

– Ты видел их под стенами Мадинат-аль-Заура в день, когда тебя привезли в столицу. Тогда они явились в образе всадников.

– Хм, – отозвался нерегиль.

И зло скривился:

– Яхья не уставал втолковывать мне, что это воля Всевышнего – то, что я должен попасть в аш-Шарийа. Дескать, Он указал нам на тебя, Он отдал тебя в наши руки, Он не отпустил тебя умереть, такова Его воля, ты должен подчиниться…

И нерегиль в ярости хватил по камню кулаком. И тут же охнул и принялся дуть на ушибленную ладонь.

– Последователи шейха Исмаила полагают, что ашшариты – избранный народ, которому положено избранное внимание Всевышнего, – улыбнулся старый имам. – Конечно, им легко было поверить в то, что ради наших нестроений и глупостей Справедливый и Милостивый прикажет ангелам немедленно сыскать нам избранного защитника…

– Очень странно слышать, как ашшарит иронизирует над своей верой, – усмехнулся в ответ Тарик. – Разве этот ваш… Али… не считал себя избранником Единого?

Рукн ад-Дин махнул морщинистой рукой в старческих пятнах:

– Прошло четыреста лет со времени Ночи Могущества, о нерегиль. Я посвятил жизнь различению того, что дошло до нас из первых уст, и того, что вписали в Книгу потомки Благословенного.

– И что же ты узнал? – заинтересованно поднял уши самийа.

Старик рассмеялся:

– Да ничего нового. Ничего сверх того, что и так знал. У Али было воистину доброе сердце – мучения живых существ задевали его. И он пошел в пустыню и стал молиться у заброшенного жертвенника неизвестного божества – и ему откликнулся некто. Некто, кого впоследствии назвали ангелом. И Али спросил: неужели людям и прочим живым тварям так и предстоит мучиться? И что ждет нас за чертой? Неужели тоже мучения – или небытие? И представший перед Али сказал: на эти вопросы я не имею ответа. Спрашивай Того, Кто надо мной. И Али спросил.

– Что же случилось дальше? – Тарику, судя по шевелению ушей, было до крайности любопытно.

– Ему ответили, – улыбнулся старик. – И многое явили в видениях. И еще больше сказали на словах. И велели соблюдать простые – и одновременно сложные – заповеди праведной жизни. Подавать милостыню, помогать бедным, не притеснять неимущих, молиться четыре раза на дню, любить детей, быть снисходительным к женам, не поклоняться идолам и сотворенным существам, удаляться от зла… И попросили рассказать об этом людям – чтобы они не оставляли надежду. И шли прямой дорогой – а не туда, куда идти легче всего. Особенно если идешь в толпе вслед за всеми.

– А он?..