Ястреб халифа

– У нас не принято провозглашать халифом несовершеннолетнего. Халиф – предстоятель ашшаритов перед лицом Всевышнего, предводитель молитвы! Какой прок в деле молитвы от четырехлетнего мальчика? В нашей земле есть и другие достойные потомки Аббаса – вот среди них-то и нужно искать будущего властителя! Увы, братишка, – смута неизбежна. Умейяды не отдадут власть так просто – раз уж у них получилось до нее дорваться. Госпожа и ее сын – полностью в руках своих родственников, Умейя вертят ими как хотят. Я получил письмо: братья великой госпожи, Хашайр и Сулайман, собирают войска в ар-Русафа. Главный вазир, ибн Бакийа ибн Умейя, отдал своим людям приказ арестовывать всех Аббасидов. Старого Мусу аль-Кадира уже взяли вместе с родственниками. Вазир дивана хараджа – а это хранитель казны, на случай, если ты, Тарик, не знаешь, – тоже Умейяд. Исхак ибн Худайр написал мне. В его письме – просьба привести в столицу преданные Аббасидам войска. И я всем для тебя святым прошу – оставайся здесь. Ты представляешь, что с тобой сделают Умейяды, как только ты въедешь в Мадинат-аль-Заура? Ручонку этого Фахра приложит к фирману его дядя – и ты окажешься в зверинце. Ты и без меня знаешь: ибн Бакийя уже давно не скрывает – ты вернешься из степей только для того, чтобы оказаться в аль-Хайре. Помнишь, что он кричал во время Праздника Жертвоприношения этой осенью? Тебе ведь передали его слова, правда, Тарик? «Неверной собаке место на цепи». Ибн Бакийа тогда похвалялся, что уже заказал для тебя крепкую стальную клетку. Пока Аммар ибн Амир был жив, он мог сколько угодно драть горло. Но Аммар умер, о нерегиль. В воротах тебе вручат фирман, запечатанный красным воском, ты его прочтешь, поцелуешь печать, а потом тебе накинут на шею веревку и отведут в аль-Хайр. По большим праздникам тебе будут кидать свежий хлеб вместо плесневелого. Я не хочу такого для своего друга и брата по оружию.

– А что будешь делать в столице ты?

Хасан снова надолго замолчал.

Говорили, что нерегиль читает мысли. Но Хасан не зря происходил из рода суфиев и умел закрывать разум от джиннов. Значит, закроет сейчас и от нерегиля.

А Тарику нужно объяснить, пояснить – но так, чтобы он не привел всех к бедствиям. Нерегиль часто говорил о верности и чести – прямо как тогда, в Львином дворе, в день их первой встречи, – и Хасан подозревал, что самийа упрется намертво в деле той женщины с ребенком во дворце. Но та женщина с ребенком все равно что мертвы – какой прок совершать безрассудство, защищая тех, к кому вот-вот придет разрушительница наслаждений и разлучительница собраний? Всевышний не одобряет безрассудства и заповедал ашшаритам беречь свою жизнь – ибо она принадлежит Всевышнему. Человек рассудительный встает на сторону сильнейшего и не идет против судьбы. А если нерегиль заупрямится, всем будет только хуже! Поэтому он, Хасан, окажет услугу не сведущему в делах – ради их побратимства.

Ибн Ахмад вздохнул и сказал уклончиво:

– Старший сын Мусы аль-Кадира, молодой Ибрахим, не зря носит прозвание Ка’им – «Идущий правильным путем». Многие преданные престолу люди полагают, что с ним возродится аш-Шарийа, – и возлагают на этого юношу большие надежды. Ему удалось ускользнуть от людей главного вазира, и он собирает сторонников в своем родовом городе, Нисибине. Мы освободим его отца и братьев, ныне узников в дворцовых подземельях. И так аш-Шарийа снова обретет покой.

Тарик сморгнул снова.

И Хасан решился выразиться прямее:

– Мне очень жаль их обоих. Очень жаль, Всевышний свидетель моей печали. Но, видно, не судьба им жить долго и счастливо. Ты ведь сам все понимаешь: даже если мы пощадим госпожу и ее ребенка и отвезем их куда-нибудь в тайное место, до них все равно доберутся – ее же родичи. Умейядам нужен на троне совершеннолетний мужчина, за которым идет войско. Госпоже и ее сыну осталось жить ровно столько, сколько войску Хашайра ибн Умейя понадобится, чтобы дойти до столицы.

– Или твоему войску, – тихо откликнулся Тарик.

– Братишка, – твердо посмотрел ему в глаза Хасан, – не езди.

Нерегиль молча поклонился. Хасан ибн Ахмад кивнул в ответ, встал и вышел из комнаты.

4. Меч правоверного

Мадинат-аль-Заура, дворец халифов, восемь дней спустя

– А вот и не угадали, мой повелитель! Вот и не угадали!..

Женщины весело хлопали в ладоши, звеня браслетами.

Сидевший на ярко-белом песке мальчик тоже смеялся от души – игра в фияль[72] доставляла ему удовольствие. Фахр ткнул пальчиком в следующую кучку песка, под одобрительные возгласы нянек и кормилиц принялся рыться в ней – и с радостным воплем вытащил обломок стрелы.

– Угадал! Я выиграл! Я угадал!

Они сидели под огромной развесистой черешней в углу сада. Слева широкая мраморная лестница уходила к золоченым воротам во дворик Госпожи, справа зеленел стриженый лабиринт зелени. Из-за благоухающих свежестью туй слышалось журчание фонтана. От ограды текли нежные ароматы лимонной рощи.