Яшмовая трость

Ложится солнца диск в густой туман осенний...

Дождемся ль мы звезды, живящей небосклон?

Она была — Она, и я в те дни был — Он.

Нам пели до зари малиновки в сирени,

И светом, что ни шаг все шире, вдохновенней

Был каждый час тогда для нас запечатлен!

Но волею судеб — надежда, вдохновенье,

Лазурь в ее глазах и бледных кос плетенье —

Все стало памятью и облетевшим сном.

И все ж грядущему несу я в оправданье

В сплетеньи двух имен, в дыхании одном,

Былой любви огонь и этих роз пыланье!

Приложения

*ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРЕВОДУ В. А. ВЕРТЕР «КОРОЛЕВСТВО ВОД» АНРИ ДЕ РЕНЬЕ

Если взять стихи Ренье, которые он печатал в 80-х годах, и сравнить с теми, которые были выпущены уже в XX веке, невнимательному читателю может показаться, что это два разных поэта; но это только невнимательному читателю, потому что разница между «LaSandale ailee» и первыми стихами Ренье гораздо меньшая, чем, например, у другого символиста, ставшего потом почти классиком, у Жана Мореаса. Это, конечно, далеко не значит, что эти символисты отказались от своих тенденций, пошли в какую-то Каноссу. Конечно, это далеко не так, а просто меняется время, а вместе с ним меняются живые люди, и, не пройди Ренье через символизм, может быть, у него не было бы того внутреннего трепета, остроты впечатлений, того или другого неожиданного эпитета, какие мы встречаем в последних его вещах. К тому же у него остается то, что нам лично ценнее всякой школы, символизма или классицизма, а именно свое лицо. Притом он слишком француз по всем своим корням и симпатиям, чтобы слишком долго пребывать символистом. Мы не хотим вовсе набрасывать какой-то тени на французский символизм и романтизм, но нужно же признаться, что романские народы, а французы в особенности, менее всего склонны к неопределенностям и туманности этих двух, скорее всего, германских школ. И, конечно, самый романтический французский романтик менее романтичен, чем наименее романтический немецкий. От романтизма французы удержали преувеличенные страсти, местный колорит и довольно невинную растрепанность форм, от символизма — знакомый еще со средних веков аллегоризм, изысканность и более смелый синтаксис. Природное чувство меры, ясности и, если хотите, здравый смысл не позволяли им уходить ни в какие дебри. Притом ораторское или риторское искусство всегда было любезно галльской музе, какой бы простушкой она ни хотела рядиться. В частности, муза Ренье совсем и не выдает себя за простушку. Она всегда принцесса и фея. Не та фея Шекспира, что кувыркается в лунных лучах и проказит, катаясь в ореховой скорлупе, но и не фея итальянских преданий, вещая дева очаровательница с видом Бобелины. Это принцесса, которая сделалась феей. Стройная и величественная, благосклонная и печальная, почему-то всегда вдовствующая; она любит фонтаны и бассейны, их струи кажутся ей слезами, которыми она оплакивает прошлое. Для ее воспоминаний нет лучшего кавалера как Анри де Ренье. Он так рыцарски влюблен в это прошлое, слезы которого он ищет в современнейших историях, что с ним не опасно отправляться в этот дальний путь. Тень этого французского прошлого лежит на всех романах Анри де Ренье. Когда он его восстановляет, он делает это не с божественной иронией Франса, а влюбленно, несколько печально и очень рыцарски, именно рыцарски; и печаль его — светская и французская, она не растерзает Вам сердца, самое большее — она заставит вздыхать принцессу у фонтана, струи которого похожи на слезы. Как будто для него Ленотр разбил версальский парк, сделал из воды все, что может сделать из нее искусство, а время наложило свой отпечаток на богов и нимф, стерегущих эти воды. Может быть, ни в какой другой книге стихов у Ренье так счастливо не соединились торжественность и хрупкость, современность и влюбленность в прошлое, рыцарь и принцесса. Нам кажется, что это соединение хорошо понято и удачно переделано и переводчицей, нашедшей, кроме нежных фраз, что было бы и неудивительно, слова мужественные и торжественные. Может быть, торжественность некоторых мест для русского уха звучит несколько торжественнее, чем подлинник для француза, так как последние более нас привыкли искать некоторой эмфазы в поэтической речи.

Не знаю, нужно ли удивляться, но нельзя не сожалеть, что книги Ренье мало распространены в переводах, уступая гораздо более грубым романам Луиса и Мирбо, не говоря уже об уличной литературе.

Декабрь 1913 г.

М.Кузмин

Публикуется впервые по неавторизованной машинописной копии: РО ИРЛИ. Ф. 809, ед. хр. 103, лл. 41-43. Публикация А.Г. Тимофеева.

АНРИ ДЕ РЕНЬЕ, РОМАНИСТ И РАССКАЗЧИК

І