Мы обнимаемся, и меня охватывает чувство вины. Я застываю. Она отступает и охватывает меня цепким взглядом.
— Ты сменил обличье.
— В некотором смысле.
— Черный рынок?
— Все, о чем неизвестно Совету… — бормочу я с деланным безразличием.
— Старое мне больше нравилось. В этом ты слишком… слишком похож на Богарта.
Я не могу скрыть улыбки. Богарт! Великолепно! Не совсем то, чего я добивался, но достаточно близко. Но теперь она пятится и так глядит на меня исподтишка, что чувствую: пора выпускать кота из мешка.
Аккуратно, нежно — я признаюсь во всем:
— Миссис Макбрайд, я вовсе не собирался вас беспокоить… я не Донован Берк. — Я готовлюсь к надвигающейся буре.
Ничего такого не происходит. Джудит Макбрайд лишь молча кивает, ее большие карие глаза наполняются тревогой.
— Так это вы? — Она делает еще шаг назад, словно в нервном каком-то вальсе. — Это вы убили Раймонда?
Замечательно. Теперь она принимает меня за убийцу мужа. Если она закричит, все пропало — гроша ломаного не поставлю на то, что эти горы мяса из лифта не дежурят у дверей, готовые вломиться сюда в любую минуту, сделать из меня отбивную и вышвырнуть с семьдесят восьмого этажа прямо в уличную давку. Тогда останется надеяться только на то, что моя кровь и мозги расплещутся соответствующим архитектуре здания художественным узором. Вот если бы вовсе избежать этой ситуации…
Я кротко демонстрирую, что руки мои свободны от оружия.
— Я не убийца, миссис Макбрайд. Я здесь не за этим.
По лицу ее скользит облегчение.
— У меня есть драгоценности, — шепчет она. — В сейфе. Я могу открыть его.
— Мне не нужны ваши драгоценности.
— Значит, деньги…
— Мне и деньги ваши не нужны. — Я лезу в карман пиджака; она застывает, зажмуривается в ожидании пули или кинжала, что отправят ее на встречу с мужем в Валгаллу для динов. Почему же она не кричит? Неважно. Я вытаскиваю удостоверение и кидаю к ее ногам. — Меня зовут Винсент Рубио. Я частный детектив из Лос-Анджелеса.
Гнев, разочарование, замешательство — лишь некоторые из эмоций, искажающих черты Джудит Макбрайд, словно карнавальные маски.
— Вы обманули секретаршу в приемной.
— Именно так, — киваю я.
К ней возвращается самообладание, румянец вновь окрашивает лицо зрелой дамы. В уголках глаз появляются гусиные лапки.
— У меня есть связи. Я могу лишить вас лицензии.
— Похоже на то.
— Я могу немедленно выкинуть вас отсюда.
— Вне всякого сомнения.
— Так что же заставляет вас думать, что я не сделаю этого?
Я пожимаю плечами:
— Может, вы мне объясните?
— Кажется, вы полагаете меня всем этим заинтригованной. Будто я очень хочу выяснить, зачем вы явились сюда, прикинувшись старым деловым партнером.
— Вовсе не обязательно. — Я наклоняюсь, чтобы подобрать с ворсистого ковра свое удостоверение. — Может, вам просто не с кем словом перемолвиться. Может, вам не хватает собеседника.
Она улыбается, сразу помолодев лет на десять:
— Вам нравится ваша работа, мистер Рубио?
— Бывают моменты.
— Например?
— Например, обнять красивую женщину, принявшую тебя за другого. — Шуточки. Шуточки, шуточки. Люблю это дело. Это игра, состязание, и я никогда не проигрываю.
— Хеммета начитались, не так ли? — интересуется она.
— Никогда о таком не слышал.
— Рубио… Рубио… — Миссис Макбрайд опускается в кресло за письменным столом. — Что-то знакомое. — Пальцы ее подрагивают, голова склоняется набок; она пытается извлечь мое имя из пучины воспоминаний, связанных с убийством мужа.
— Я пытался расспросить вас девять месяцев назад.
— О Раймонде?
— О Раймонде и о моем партнере.
— И что же вам помешало?
— Думаю, я не смог добиться встречи.
— Думаете?
— Это была трудная неделя, — объясняю я.
Прищурившись, она кивает и спрашивает:
— Кто был вашим партнером?
— Его звали Эрни Ватсон. Его убили, когда он выяснял причины смерти вашего мужа. Имя не кажется вам знакомым?
Она качает головой:
— Ватсон… Ватсон… Нет, не помню.
— Карнотавр, примерно метр семьдесят пять, пахнул, словно копирка? — Я сразу начал неправильно, память об Эрни овладевает моими губами, вопросы сыплются сами собой, так что удержать их стоит неимоверных усилий.
— Сожалею, мистер Рубио. Больше мне нечего сказать.
Некоторое время мы молча изучаем друг друга. У нее глубокий запах. Сложный. Розовые лепестки, летящие через кукурузное поле, хлорные таблетки в апельсиновой роще. И еще что-то неопределимое, почти металлический запах, растворенный в ее природном аромате, придающий ему какой-то неумолимый оттенок.