Стук дверцы — и внезапно Эдди оказывается внутри, вместе со мной. Карманы его вывернуты наизнанку.
— Мелочи не осталось, — смущенно признается он, входя в круг и крепко меня обнимая. — Понимаешь, Винни, совсем долбаной мелочи нет.
Ответить мне нечего, так что я принимаю его объятие, а затем отступаю назад. Со своего нового наблюдательного пункта Эдди внимательно меня изучает.
— Слушай, Винни… ты как-то по-другому выглядишь.
— Но я все тот же, — замечаю я.
— Да-да, тот же. Но что-то такое есть… ты что, малость покруче стал? Пожалуй, мы тут чуточку железа тебе в кости поднакачали.
— Может, и поднакачали, — соглашаюсь я. — Послушайте, Эдди…
— А куда это ты запропал? — спрашивает Талларико, внезапно переходя на деловой тон. Тут я понимаю, что пистолет по-прежнему у него в правой руке и палец лежит на спусковом крючке. — Я знаю, что ты с этими в хвост долбаными Дуганами дружишь.
— Дружу? Ну, я бы так не сказал…
— Брось, — говорит Эдди. — Фрэнк мне про все это рассказал. Типа что вы с Джеком с детства корефаны.
Фрэнк? Откуда, черт возьми, Фрэнк узнал про наши с Джеком Дуганом отношения? Ведь Фрэнк Талларико всего лишь нанял меня, чтобы следить за Нелли Хагстремом в течение их деловых переговоров в Лос-Анджелесе. Знал ли он заранее о моей дружбе с Джеком? И если знал, то откуда?
Но Эдди не дает мне времени это обдумать.
— Итак, позволь снова тебя спросить. Куда ты сбежал?
— Никуда, Эдди…
— Вот именно, что никуда. Дерьмо вдруг с неба обрушивается, а Винсента нигде не сыскать. — Теперь Талларико снова заводится, кружа возле меня, точно бык, прикидывающий, что бы ему такое сделать с этим назойливым тореадором. От окон пип-шоу я получаю семь образов Эдди, расхаживающего по помещению, по спирали подбирающегося ко мне.
— Секунду, Эдди…
— Я, знаешь ли, нервничаю, когда один из моих ребят — мой главный парень — вот так исчезает. Нервничаю, прикидывая, что он там такое поделывает…
— Секунду, — говорю я, — я вам все объясняю…
— Чертовски нервничаю, Винсент. А когда я нервничаю, у меня, знаешь ли, чесотка начинается. — Теперь пистолет уже на уровне его пояса и нацелен примерно мне в грудь. Вообще-то я ожидал, что у Эдди будет пистолет — но не ожидал, что такой огромный. С другой стороны, пуля есть пуля — большая или маленькая, она всегда склонна пробивать дырку в том месте, где дырке быть не полагается.
Я опускаю руку и лезу в задний карман брюк.
— У меня тут кое-что есть…
— Следи за своими руками, Рубио… — Пистолет чуть приподнимается.
— И это кое-что объяснит вам, где я был, — продолжаю я, стараясь сохранять предельное спокойствие, делая равномерные вдохи и шаря в кармане…
Эдди делает быстрый шаг и приставляет дуло пистолета к моему лбу. Холодное металлическое кольцо плотно прижато к латексу.
— Проклятье, я сейчас стреляю…
— Эдди…
— А ну вынимай руку…
— Эдди…
Палец Талларико напрягается на спусковом крючке — я вижу, как дрожат его костяшки, как под ними подергиваются мышцы. Но я стою на своем — другого способа сейчас просто нет. Эдди хочет мне поверить, хочет знать, что я на его стороне. Я — все, что у него осталось, и если ему желательно понять, что происходит, он оставит мне жизнь.
— Вот, — говорю я, вытаскивая из кармана фотографию и роняя ее на пол. — Вот, чем я все эти дни занимался. Все это я делал для вас, Эдди.
Его палец все еще на спусковом крючке, пистолет по-прежнему прижат к моей голове. Эдди смотрит на пол — на фотографию, яркий, роскошный кодаковский снимок. Кровь там особенно красная.
— Это… это Хагстрем? — спрашивает Талларико наполовину подозрительно, наполовину благоговейно.
— Он самый, — отвечаю я и медленно давлю на правую руку Эдди. Он даже не сознает того, что я отвожу пистолет к полу. Снимок теперь волнует его куда больше любой потенциальной угрозы, которую я могу представлять.
Наконец Эдди нагибается, берет фотографию за уголок и подносит ее к свету. Там четко виден Нелли Хагстрем, в каком-то непонятном месте привязанный к стулу. Тело его сплошь покрыто кровью, рубцами и синяками. Один жалобный глаз смотрит в камеру, словно бы моля: «Хватит. Пожалуйста, хватит».
— Твоя работа? — спрашивает он.
— Презент. — Я ухмыляюсь. — Для большого босса.
Эдди еще раз смотрит на снимок, пробегая пальцами по измученному телу Нелли.
— Славно, славно. Работа что надо.
— Спасибо, — скромно говорю я. — Но она еще не закончена.
Это снова привлекает его внимание, и мания Эдди опять начинает разгораться.
— Это ты к чему?
— Он все еще там. Я оставил его в живых. Для вас.
— Для меня? — спрашивает Талларико — точь-в-точь малолетний сопляк, неспособный поверить, что тот самый велосипед с переключением скоростей действительно там, под рождественской елкой.
— Для вас, — повторяю я. — Потому что я ваш человек.
Эдди ведет меня наружу из «Грязной дюжины», и мы выходим на улицу. Оказавшись внутри Джекова «мерседеса», Талларико горбится на заднем сиденье, пригибаясь пониже. Пистолет он засунул под ремень.