Ярый Рай (СИ)

Она, сперва ползком, после вскочив на ноги, ринулась в чащу; Ярый, издав нечеловеческий вопль от адских судорог в груди, обмяк и лег на землю. Перед глазами все померкло, и стало хорошо. Тихо. Спокойно.

Очередная смерть. Увы, опять не навсегда.

Глава 17 О тотальном взаимоНепонимании

Рональд косил на заднем дворе, почти у самого леса. Получалось плохо. Неудобная коса или втыкалась в землю, или скользила по поверхности травы, или просто прогибала ее под собой — делала все, что угодно, но не срезала. Но Рон упорно продолжал делать вид, что очень, очень занят, чтобы как будто бы случайно столкнуться с Лизой, которая вот-вот должна была прийти, и чтобы Грэгор не догадался, что он намеренно ее тут поджидает. Потому что последние дни Рональд слишком уж навязчиво крутился возле нее, подозрительно навязчиво, и, стыдно признаться, совсем запустил сад, потому что в свободное время мчался не к цветам, а к Лизе.

Утром он был готов умолять и упрашивать девушку, чтобы она никуда не ходила с лесным чудовищем. Потому что своими же глазами видел: Ярый меняет Лизу, и не в лучшую сторону. Она все чаще уходила в себя. Смотрела отрешенным взглядом — точно таким же смотрело чудовище. Странно себя вела. Подолгу щупала предметы, зачем-то нюхала их, пробовала на вкус. Говорила непонятные вещи. Задавала странные вопросы. Сверчки, ромашки, светлячки… Это пугало. На нее было больно смотреть. И Рон едва не ринулся за Лизой, когда после завтрака она встала с супругом и ушла вместе с ним, и только присутствие за столом Грэгора удержало от опрометчивого шага.

И Рональд понимал, что пропал. Совсем. Вчерашний вечер послужил последней каплей и все в нем перевернул. Он знал, что не сегодня, так завтра, но выдаст себя, выдаст с головой, уже выдает. Его трясло от собственного бессилия. Он хотел Лизу, хотел прижать к себе, отдаться, растаять в ее руках; хотел разобраться, что происходит, что именно они там делают, при чем тут Грэгор, зачем он так поддерживает Ярого. Почему жизнь так несправедлива и почему ему досталась роль обычного помощника, незначительного, которому не полагается знать всё, но тут же одергивал себя, сгорая от стыда, потому что понимал, что ему непозволительно роптать на и без того излишне благосклонную судьбу, и что роль помощника в его ситуации — непозволительная роскошь. Что, не попади он сюда, то от него осталась бы только тень, забитая и нелюбимая никем. Когда Рональд вспоминал, как он жил там, ему становилось дурно. И самым страшным кошмаром было бы вновь попасть в тот ад. В котором он никогда бы не познал и десятой доли той гаммы непередаваемых чувств, безумно прекрасных, разрывающих его сейчас изнутри. Окрыляющих. От которых хотелось смеяться и плакать одновременно. Он мог бы всего этого не знать, а ведь после всего испытанного здесь жизнь уже казалась прожитой не зря. И ему следовало бы быть благодарным, судьбе, Грэгору, Лизе и даже Ярому, а не лезть на рожон и сетовать на несправедливость.

Но не думать о Лизе не получалось. Не ненавидеть Ярого и понять Грэгора тоже не получалось. И самое паршивое — девушка до сих пор не воротилась. А она никогда не уходила настолько надолго, что озадачивало и почему-то злило. Злило так, что после очередного взмаха коса неожиданно срезала траву, точно бритвой. А Рональд стоял, смотрел на ровную выкошенную дугу и чувствовал себя дураком, потому что один только факт того, что он схватил косу, до которой ни разу за три года не притрагивался, и ушел туда, где траву никогда не косили, по идее, должен был насторожить Грэгора, и он, размахивая тут руками больше часа подряд, только привлекает его внимание — но почему-то лишь сейчас это понял.

«Скоро все всплывет», — окончательно уверился Рональд и поник, но потом произошло такое, что все мысли до единой начисто вылетели из головы. Он услышал ее истошные крики, пронзительные, отдающиеся эхом в ушах, от которых в жилах вскипела кровь, а рассудок помутился. А после — нечеловеческий рык Ярого. Сердце подпрыгнуло, страх объял все его существо, и Рональд, совершенно не контролируя себя, отшвырнул косу и помчался в лес, не разбирая дороги. Когда он нырнул в чащу, вопли пропали. Громко хлопая крыльями, над деревьями врассыпную разлетелись птицы, и стало до жути тихо. Боясь, что не успеет, Рон ускорился. Быстро-быстро забарабанило сердце, когда впереди показался дом с настежь распахнутой дверью — он влетел туда, едва удержав равновесие на пороге, осмотрелся и отшатнулся назад.

Внутри никого не оказалось.