Они отошли к ступенькам алтаря. Испанцы выстроились напротив – настороженные, хмурые, готовые по первой команде открыть огонь. Правда, Шарп сильно сомневался, что у них это получится. Дождь был сильный, и даже самый лучший замок не может защитить порох от воды.
– Если кто спустит курок, атакуем, – сказал он, – но не раньше.
Командовал испанцами молодой, лет двадцати с небольшим, офицер. Высокий, с широким, умным лицом и твердым подбородком. Судя по покрою и материалу, из которого был сшит его промокший до нитки мундир, происходил он из небедной семьи. Офицер выпалил очередной вопрос, и Шарп только пожал плечами.
– Мы прятались здесь от дождя, сеньор, – ответил он по-английски.
Снова вопрос.
– Мы прятались от дождя, – повторил Шарп.
– У них порох отсырел, – сказал негромко Харпер.
– Знаю. Но я не хочу никого убивать.
Теперь, в свете фонаря, спрятать оружие было уже невозможно. Испанец резко бросил какое-то приказание.
– Требует, чтобы мы положили оружие на пол, – перевел Харрис.
– Кладите, – сказал Шарп. Положение складывалось незавидное, все они могли оказаться в испанской тюрьме, и в таком случае нужно было во что бы то ни стало уничтожить письма. Но только не здесь. Он наклонился, чтобы положить саблю. – Мы всего лишь прятались от дождя.
– Неправда. – Испанец произнес это на хорошем английском и тут же продолжил: – Вы подожгли дом сеньора Нуньеса.
Шарп настолько растерялся, что не сумел возразить, и застыл в полусогнутом положении, сжав рукоятку сабли.
– Вам известно, что это за дом? – спросил офицер.
– Нет, – осторожно ответил Шарп.
– Монастырь Небесной Пастушки. Раньше здесь была больница. Мое имя Гальяна. Капитан Гальяна. А ваше?
– Шарп.
– Вы, похоже, здесь старший. Какое у вас звание?
– Капитан.
– Приорат Дивина-Пастора. Раньше тут жили монахи, и бедняки могли получить у них медицинскую помощь. Это и есть милосердие, капитан Шарп. Христианское милосердие. Знаете, что здесь случилось? Нет, конечно не знаете. – Он шагнул вперед и оттолкнул ногой саблю, чтобы Шарп не мог ее достать. – Пришел ваш адмирал Нельсон. Это было в девяносто седьмом. Он подверг город бомбардировке. И вот результат. – Испанец указал на обожженную часовню. – Всего один снаряд, и семь монахов убиты, а монастырь сгорел. Больница закрылась, средств на ее восстановление не нашлось. Моя семья вложила в это место много сил и денег, но наше состояние основывалось на торговле с Южной Америкой, а ваш флот перекрыл этот источник доходов. Вот что здесь случилось, капитан Шарп.
– Когда это случилось, мы воевали.
– Сейчас мы не воюем – мы союзники. Или вы этого не заметили?
– Мы только укрывались от дождя, – стоял на своем Шарп.
– И вам повезло, часовня была открыта.
– Повезло, – согласился Шарп.
– А как быть с несчастным сеньором Нуньесом, которому в отличие от вас не повезло? Как ему, вдовцу, добывать хлеб насущный в этих руинах? – Гальяна кивнул в сторону двери, из-за которой доносились возбужденные крики.
– Мне о сеньоре Нуньесе ничего не известно.
– Тогда я вас просвещу. Он владеет, точнее, владел газетой, которая называется «Эль-Коррео де Кадис». Небольшая газетка. Еще год назад ее читали по всей Андалузии, но сейчас… Сейчас продается всего лишь несколько экземпляров. Раньше она выходила дважды в неделю, теперь новостей хватает в лучшем случае на один выпуск в две недели. Он перечисляет корабли, которые заходят в нашу бухту, и сообщает о том, какой груз они доставляют. Пишет, кто из священников будет читать проповеди в наших церквях. Рассказывает о прениях в кортесах. Ничего особенного, верно? Но в последнем выпуске, капитан Шарп, сеньор Нуньес опубликовал нечто гораздо более интересное. Любовное письмо. Без подписи. Сеньор Нуньес лишь пояснил, что оно переведено с английского, что он нашел его на улице и что, если автор письма захочет его получить, ему следует обратиться в редакцию. Не для этого ли вы здесь, капитан Шарп? Нет! Не говорите только, что вы прятались здесь от дождя.
– Я не пишу любовных писем.
– Мы все знаем, кто его написал, – усмехнулся Гальяна.
– Я солдат. Мне не до любви.
Испанец усмехнулся:
– Сомневаюсь, капитан. Я сильно в этом сомневаюсь.
Он повернулся – дверь открылась, и в часовню кто-то вошел. Небольшая толпа любопытных, невзирая на дождь, наблюдала за усилиями нескольких человек потушить пожар, и кто-то, заметив приоткрытые двери приората, заглянул во двор, а один, в запачканной одежде, насквозь промокший, с бородой в табачных пятнах, даже перешагнул порог часовни.
– Это он! – воскликнул несчастный по-испански, указывая на Шарпа. Сочинителю Бенито Чавесу, похоже, удалось найти еще одну бутылку бренди и утолить жажду. Тем не менее он был не настолько пьян, чтобы не узнать Шарпа. – Это он! Тот, с перевязанной головой!
– Арестуйте его! – приказал Гальяна.
Испанские солдаты шагнули вперед, и Шарп протянул руку, чтобы схватить саблю, но в последний момент увидел, что рука Гальяны указывает на Чавеса. Солдаты заколебались, не вполне уверенные, что правильно поняли командира. Сочинитель протестующе заверещал, но двое военных тут же прижали его к стене.