Ярость славян

Так все и вышло. Ннаряженный простолюдином патрикий вышел в сад, благоухающий запахами поздних зимних яблок и пока еще жесткой, но уже дозревающей хурмы. По-настоящему она созреет только с наступлением первых холодов, которые сделают ее мягкой и уберут вяжущий привкус, но этого беглец уже не увидит, и не попробует спелой хурмы из своего сада, так как в то время он будет уже далеко от Константинополя. Поэтому в качестве раннего завтрака он сорвал с ветки крупное румяное яблоко, при каждом укусе брызжущее на подбородок духовитым соком. После этого он по чуть приметной тропинке прошел до потайной калитки и, надвинув на голову капюшон плаща, отодвинул хорошо смазанный бараньим салом железный засов, который при этом даже не взвизгнул. Узкий и кривой переулок, в который выходила тыльная часть двора его дома, в столь ранний час был абсолютно пустынен. Притворив за собой калитку, патрикий бодрым шагом двинулся в направлении церкви Святого Феодосия, рядом с которой располагались морские ворота Петрион. Там без особых хлопот можно было найти лодочника, который в столь ранний час за умеренную плату перевез бы его через залив Золотой Рог в Галату. По дороге патрикий несколько раз оглядывался, но так и не обнаружил следящих за ним шпионов.

Лодочник недоверчиво посмотрел на одинокого путешественника, видимо, все же заподозрив в нем ряженого клоуна, по каким-то своим причинам желающего остаться неузнанным, но за пару оболов согласился доставить раннего пассажира на другой берег бухты Золотой рог в Галату. Там патрикий Кирилл с ним расплатился и направился к известному ему по прошлым временам трактиру «Золотая Барабулька», в котором обычно столовался командный состав купеческих кораблей, находящихся на стоянке. Именно там он рассчитывал встретить подходящего капитана, который согласится за умеренную плату доставить его в Херсонес.

Потом ход его мыслей поменял свое направление. Плыть в Херсонес в одиночестве было рискованно. Аккредитивы у него на предъявителя, так что ограбивший и убивший его капитан вполне может получить просто сказочную для себя сумму. Кроме того, с теми, кто путешествует в одиночестве, и без такой суммы могут произойти всякие неприятные вещи. Тут убивают за горсть серебряных миллиарисиев, а не только за плотный кожаный мешок, битком набитый золотыми монетами, который с трудом прет на загорбке крепкий мускулистый раб.

Примечание авторов: Восемь тысяч солидов, на которые у патрикия Кирилла имеются аккредитивы, в золотых монетах весят примерно тридцать шесть с половиной килограмм или при нынешних биржевых ценах на золото около полутора миллионов в резаной зеленой бумаге.

Но где найти таких попутчиков, которые захотят проследовать за ним в далекую колдовскую Артанию, сумеют оборонить его в пути от всяких неприятностей, и к тому же удержатся от соблазна самим убить и ограбить своего нанимателя? Обыкновенные наемники тут не подойдут, потому что как только скроются вдали стены и башни Херсонеса, они тут же позабудут все клятвы, и тогда горе тому, кто повернется к ним спиной. Тут нужно существо преданное, как собака, или такие люди, которые чтут свои клятвы больше самой жизни… а такие люди бывают только среди диких, еще не романизированных варваров. И патрикий Кирилл, если хочет выжить бок о бок с такими людьми, тоже должен стать таким же, как и они, ибо обман и предательство у этих народов означают одно из самых тягчайших преступлений.

Но где в клоаке Галаты, да и, честно сказать, в самом Константинополе взять таких правильных варваров, да еще в течение одного дня оформить им разрешение на выезд, чтобы отплыть с ними, по возможности сегодня же в полдень? Чем дольше он торчит в этой Галате, тем больше риск, что его обнаружат и разоблачат, а это для него верная смерть.

В тот момент, когда патрикия обуревали грустные мысли, он как раз проходил мимо небольшой площадки, где на огороженном помосте капитаны торговых кораблей выставляли на продажу рабов, по каким-то причинам ставших им ненужными. Вторичный рынок, цены намного ниже рыночных. Но тут и к гадалке не ходи – если гребец продается, то значит, что он или стар и болен, или же, напротив, силен и строптив, так что с ним невозможно справиться никакой плетью. Именно вторая категория и интересовала патрикия, причем ему было желательно, чтобы эти строптивые рабы были по происхождению славянами, или же на крайний случай готами. Других, собственно, в гребцы и не берут; не худосочным же арабам или персам целыми сутками ворочать тяжеленными веслами.