В спешке распродавшись, я расспросил собравшегося уже закрывать лавку торговца и, следуя его указаниям, вскоре оказался у дома местного писца, картографа и «опознавателя» в одном лице.
Этой уникальной личностью оказался тщедушный старичок, который, несмотря на жаркую погоду, по самый нос закутался в невообразимое количество одежды, сделав себя похожим на пузатый кочан капусты.
На язык просилась фраза «а не жарко ли тебе, старче?», но вслух я произнес совсем другое:
— Добрый вечер, уважаемый.
— И тебе не хворать, любезнейший, — несколько сварливо отозвался старичок. — Чем могу помочь, Росгард? Я уж вечерять собрался, но ради такого человека не грех и обождать. Аль переночевать негде? Так то дело поправимое, чего уж!
О! Заработанная тяжким трудом репутация начала приносить свои первые плоды! Меня уже узнают в лицо.
Ну да — только сейчас пришло в голову, что когда распродался у торговца, то выручил гораздо больше денег, чем ожидалось. Все верно. Чем выше репутация, тем дороже продаешь и тем дешевле покупаешь.
А сварливость в голосе старичка — так, видать, натура у него такая. Не со зла он, а по привычке.
— Благодарствую за заботу, — лучезарно улыбнулся я. — От всего сердца! Но мне бы подробнейшую карту окрестностей купить, уважаемый. Не найдется ли?
— Тю! Как не найтись? Тебе волшебную да заговоренную, аль обычная сойдет?
— И обычная сойдет, — кивнул я. — Лишь бы точная.
— У меня все карты точные, — отрезал старик. — Не заплутаешь! Вот, держи, сынок. Пять серебрушек с тебя. По сути, меньше семи монет за такую карту не возьму, но для тебя… так уж и быть!
— Вот спасибо вам! Не забуду доброту вашу, — вежливо поклонился я и достал из кармана сложенную книжную обложку. — Мне бы еще вещицу одну опознать…
— Ну-ка, глянем, — близоруко щурясь, поощрил меня старичок писарь.
Принял у меня обложку, осторожно развернул ее и, вглядевшись в непонятные символы, внезапно вздрогнул всем телом и тут же словно окаменел.
Внимание!
— 3 доброжелательности к отношениям с жителями деревни Селень!
— Что?! — у меня из горла вырвался приглушенный вопль. — Да как так?!
— Кхм… — в голосе ожившего старичка заметно поубавилось доброжелательности. — Мне удалось опознать эту… вещь… добрый человек.
Твою мать! Он больше не называет меня по имени! «Добрый человек»! Хорошо хоть не чужеземцем обозвал!
— Возьми, — продолжил писарь, поспешно и словно бы с некоторой брезгливостью протягивая мне обложку. — Вещь опознана. Платы с тебя я не возьму. У нас мирная деревня, добрый человек. Мы поклоняемся светлым богам…
— Как и я! — выпалил я, не глядя принимая обложку и торопливо пряча ее обратно в карман, подальше с глаз долой. — Как и я! Поверьте!
— Хм… но эта вещь…
— Попала ко мне случайно! Я ее нашел! — перешел я в наступление. — Абсолютно случайно!
— Что ж… и не такое бывает, — задумчиво пожевав губами, согласился писарь.
Поздравляем!
+1 доброжелательности к отношениям с жителями деревни Селень!
Уф… хоть частично реабилитировал свое доброе имя! Что за фигня на этой обложке написана?
— Раз так, то дам тебе совет, Росгард, — продолжил старик. — Избавься от этой вещи. Ибо текст, начертанный на выдубленной человеческой коже, не может быть добрым. И уж точно не понравится светлым богам нашим.
Человеческая кожа?!
— П-приму ваш совет близко к сердцу, — запинаясь, выдавил я. — Обязательно!
— Вот и хорошо, — благожелательно улыбнулся старичок, тяжело поднимаясь с места. — Удачи тебе, Росгард. Всего хорошего.
— Всего хорошего, — кивнул я, выдавливая из себя натужную улыбку.
Хлопнула дверь, и я остался в одиночестве.
Отойдя от дома писаря на несколько десятков шагов, я выбрал пустующую лавку и, усевшись, вновь достал чертов предмет из кармана и вгляделся в ставшие понятными слова.
Вгляделся и с недоумением выругался — это было не заклинание или какое-нибудь знание, как я надеялся.
Нет. Это были совершенно обычные, ничем не примечательные, нескладные, длиннющие и абсолютно непонятные стихи!