Ярость ацтека

Главным правилом Умберто было: что бы ни случилось, следует всегда и во всем – и в одежде, и в разговоре, и в манере держаться, и в образе жизни – оставаться настоящим аристократом. Испытывая высокомерное презрение к торговле и не имея к тому же ни малейшего представления о том, как делаются деньги, он мудро предоставил заниматься делами своей первой супруге. Под приглядом этой женщины они шли неплохо, но после ее смерти, и особенно после того как маркиз вступил в новый брак с очаровательной Изабеллой, заметно пошатнулись. Неудачные капиталовложения, вкупе с собственными проигрышами и расточительностью молодой супруги, привели к сокращению доходов и самого состояния, но Умберто, разумеется, не обсуждал эти вопросы с Изабеллой, ибо настоящему аристократу не пристало говорить с женой о столь низменных материях. Тем паче что новоиспеченная маркиза все равно понимала в делах еще меньше, чем он.

– Ты восхитительна, дорогая, – сказал супруг Изабелле. – И дело не в наряде. Ты осталась бы красивейшей женщиной в колонии даже в лохмотьях.

– Ты так добр, Умберто. А что, ювелир уже прислал мне то ожерелье? Я хотела бы надеть его завтра вечером.

При упоминании о драгоценностях маркиз поморщился: опять Изабелла вводит его в расходы. Но вслух сказал лишь:

– Его доставят ma~nana, завтра.

Умберто жестом велел служанке удалиться и, когда та ушла, напыжившись, заявил:

– Мне жаль, что подобный hombre дерзает просить тебя о встрече. Я, конечно же, разделался бы с ним на поле чести, всадив наглецу в грудь пулю, но ты ведь знаешь, вице-король запретил испанцам марать руки нечистой кровью.

Изабелла вздохнула.

– Все это так странно. Сначала Хуан был блестящим кабальеро, а потом вдруг сделался пеоном. Ну что ж, на все воля Божья... Скажи, дорогой, а у тебя есть на примете ювелир, который мог бы сделать алмазные сережки под стать этому моему ожерелью?

77

Великий день наконец настал. Подкупленная служанка передала сеньоре маркизе записку, и Изабелла ответила, согласившись на свидание. Бумага сохранила запах ее розовых духов, всколыхнувший воспоминания о славных днях в Гуанахуато... о роскошной карете и мелодичном смехе... и о том Хуане де Завала, знатном кабальеро, горделивом принце paseo.

Бруто, чтоб тебе вечно гнить в аду, и пусть молот Сатаны раз за разом плющит тебе яйца!

Впрочем, нет, и на смертном одре я буду молиться о том, чтобы мне самому хоть на несколько минут позволили заняться этим старым подлецом.

Место для встречи Изабелла выбрала за городом, на склоне холма Чапультепек, в нескольких часах езды от центра столицы. Название Чапультепек означало на варварском языке ацтеков «Холм Кузнечиков». Оттуда, с высоты в пару сотен футов, открывался удивительный вид на Мехико: город был как на ладони со всеми его дамбами и каналами, соборами и бесчисленными церквями, роскошными особняками и домами поменьше, семинариями, мужскими и женскими обителями и двумя огромными, тянувшимися через равнину, акведуками.

Некогда на холме стоял языческий ацтекский храм, а ныне его место занимал летний дворец вице-короля, хотя все знали, что на самом деле это крепость, возведенная для того, чтобы правителю колонии было где укрыться, если политический климат сделается слишком «жарким».