Ярослава и Грач

Гриша вернул Майю через полтора часа, когда на улице стало холодать.

— Пиши, пожалуйста, заранее, когда за ней приедешь, — попросила Яра. — И вот возьми, поешь.

Пакет он взял, но в этот момент Яра подумалось, что он может и не поесть. А если и поест, то явно не разогретое. Пожалела, что не догадалась сама подогреть и завернуть в фольгу. А потом разозлилась на них обоих. Взрослый мужик, в конце концов.

А еще через неделю пришла повестка из суда.

В судебное заседание Гриша явился, вёл себя тихо и смирно, но разводиться отказался. Просто сказал «нет». Судья дала им три месяца на примирение и назначила новую дату.

— Ты понимаешь, что это ничего не изменит? — спросила Яра, когда они вышли из кабинета.

Он молча кивнул.

Весь следующий месяц каждый день он приезжал каждый вечер и водил Майю гулять. Он больше ее ни о чем не просил и не пытался уговорить вернуться. Но было в его молчании что-то, что Яру очень беспокоило.

Ей безумно хотелось предложить ему раздеться и накормить его под присмотром. Даже под одеждой было видно, что Гриша сильно схуднул и осунулся. Борода стала какой-то неаккуратной, словно забывал ровнять. На памяти Яры такое случилось только один раз, когда он зимой две недели провалялся с гриппом и с температурой под сорок.

Но она давила в себе это желание. Это было несложно, потому что она злилась. На него: что не согласился на развод сразу. И на себя: за то, что, выйдя тогда из кабинета судьи, испытала облегчение. Не сегодня. Они окончательно станут чужими друг другу не сегодня.

Свобода, что она получила, оказалась вовсе не такой, какой она себе представляла. Она была ближе к тому, что описывал Гриша: вечера в звенящей тишине. Дочь была не способна заменить Яре мужа, да ей этого и не хотелось. Но были и плюсы: не было больше бессмысленных надежд и ожиданий. И не нужно было бояться резких слов. Исчезло напряжение, много месяцев назад до боли сковавшее ее плечи.

Почему все это не могло произойти, когда они были вместе?

Как-то раз Майя добралась до коробки, в которой Яра хранила свои старые украшения. Цепи, кольца, серьги, любимые кожаные браслеты с шипами. Все это когда-то было её защитой, её бронёй. Потом бронёй стал Гриша. Яру натянула браслет на руку и подошла к зеркалу. Смотрелось глупо. Она переросла все это. Она была взрослой женщиной. Матерью. И ещё совсем недавно женой. Гришиной женой.

Как же так случилось, что они не справились?

Много лет назад в почти пустой квартире Гриша сказал ей, что никогда не простит себе, если причинит ей боль. Тогда Яре казалось, что это полная чушь. Разве он способен ее обидеть?

А она? Клялась себе, что будет беречь его, заботиться о нем, не предаст его… Почему она считала, что это так просто, если любишь?

Как легко тогда было говорить все эти красивые слова и давать пафосные обещания. Как легко в них верить. Не только словам другого, но и своим собственным.

Она, наверное, тоже была в чем-то виновата. В Тридевятом отец дал ей три совета. Стань самостоятельной. Научи мужа тому, что ты от него хочешь. Заставь почувствовать, что ты ускользаешь. Она услышала только первый и последний. Судя по всему нужно было прислушаться ко второму. Она тащила его туда, где было интересно ей, и ни разу не попыталась оттолкнуться от его интересов. А ведь наверняка можно было что-то придумать.

А теперь поздно.

— Гриш, я тут подумала, — сказала Яра, когда в очередной раз одевала Майю на прогулку с папой. — Как только я выйду на работу, будем решать вопрос с квартирой. Я посмотрела цены. Если ты будешь не против, то две небольшие однушки где-нибудь на окраине можно будет потянуть, если взять небольшую ипотеку…

— Я перепишу на тебя эту квартиру, — ответил Григорий. — Пойдём, Майюш.

Они ушли, а Яра подошла к окну. Гриша ходил за Майей по детской площадке, помогал взбираться на горку, качал на качелях.

Ей хотелось к ним. Она думала, останется одна, и сразу все изменится. Забудет. Почувствует собственную самостоятельность, станет легче. Поймет, что он ей давно не нужен, что его она тоже переросла, как свои украшения. Черта с два. Нет, она ощутила себя и взрослой, и самостоятельной. Выяснила, что все может сама. И коммуналку оплатить, и с ребёнком везде сходить, и сифон прочистить. Только вот так хотелось налить вечером чаю, принести ему, сесть рядом и просто поболтать. Рассказать про свои успехи. Сказать, смотри, я справилась. И услышать от него: кто бы сомневался. И снова оказаться в кольце его рук.

Он все еще был для нее важен.

Боги, кого она пыталась обмануть? Она все еще любила его. Иначе бы не пересматривала по ночам в тысячный раз их совместные фотографии. И сердце бы не рвалось из груди и не замирало от нежности, когда она видела его с Майей.

Но она не была готова простить и пустить назад.

— Можно воды? — попросил Гриша, когда вернул их дочь домой.

Яра кивнула и принесла ему полный стакан. Он осушил его до дна. Взглянул на неё прямо чуть ли не впервые за все это время. И столько было в этом взгляде…

— Яра, — позвал он. — Ты пойдешь со мной на свидание?

Пена дней. Пузырь девятый.