Ярослав Мудрый

Зело потребное дело затеял Ярослав. В зазимье, объезжая полюдье, побывал князь в четырех становищах. Дань была обычная: меха, мед, воск, говядина… Но в одном из селищ, Шурсколе, Ярославу довелось удивиться: смерды заплатили дань серебряными арабскими диргемами.

— Откуда у вас деньги, мужики?

— Лет пятнадцать назад чужеземные купцы нагрянули. Пробирались к Сарскому городищу. Мы им меха, а они нам серебро.

— Далече же купцы забирались.

Князь и дружина кормились в ростовских весях в течение всей зимы, а в апреле («заиграй овражки») возвращались в Ростов.

Здесь Ярослав, соблюдая древний обычай, непременно делился данью с дружиной, поелику она добрых шесть месяцев разъезжала по полюдью, а далее шла к купцам и торговала тем, чем ее оделил князь. Но торговля воев шла не бойко, ибо торговать, в сущности, было не с кем. И вот теперь должно всё измениться.

Глава 7 ИЗ РУСИ В ГРЕКИ

Гораздо легче было торговать киевскому князю. К нему шли большие караваны по древнему водному торговому пути «из варяг в греки». Ярослав хорошо ведал этот путь из Варяжского в Русское море.[140] То даже в летописи было занесено, они же сказывали: варяги поначалу плыли по реке Неве, далее по Ладожскому озеру, реке Волхов, озеру Ильмень, реке Ловати, затем волоком тащили суда до Западной Двины, волоком до реки Днепр и потом в Русское море, к Византии, к грекам. На этом же пути находились крупные города — Великий Новгород и Киев.

Киевское полюдье заметно разнилось от ростовского. Пока киевский князь объезжал селения, смерды всю зиму рубили широченные деревья, делали из них лодки-однодеревки и весной, когда вскрывались реки, Днепром и его притоками сплавляли их к Киеву, вытаскивали на берег и продавали князю, возвратившемуся с полюдья.

Князь же сбывал суда торговым людям. Большие суда, а не утлые челны. Исторические документы свидетельствуют, что челны вмещали всего три человека и управлялись одним кормовым веслом, и никогда не имели уключин и распашных весел: челн для них был слишком узок. Такие утлые суденышки поистине бытовали, но торговать ездили уже на судах-ладьях, поднимавшие по двадцать-сорок человек. Однодеревками же они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева, шесть-восемь саженей длиною, что позволяло построить ладью, пригодную не только для плавания по рекам, но и далеких морских путешествий.

Корабли готовились на всех реках и озерах, вливающихся в Днепр. Великий князь стал владетелем днепровского судоходства. В его ведении оказались все волостные пункты, раскинутые на протяжении 900 верст: Новгород (бассейн Ильменя, Десны и Сейма), Смоленск (бассейн верхнего Днепра, Чернигов — Десны и Сейма, Любеч — Березины, часть Днепра и Сожа, Вышгород — Припяти и Тетерева).

Еще зимой лодочных дел мастера большими артелями уходили вглубь дремучих лесов, подыскивая самые могучие и стройные деревья.

Изо дня в день стук топоров сотрясал студеный воздух лесных чащ. Немало сил приходилось приложить артельщикам, дабы свалить лесного великана. Затем ствол очищался от сучьев и коры, и начиналась самая ответственная работа — стволу придавался вид лодки; его выдалбливали, а концы обтесывали. Заготовку весной спускали на воду и доставляли в Киев, где и продавали князю, а тот с выгодой — местным и заезжим купцам.

В Киеве было обусловлено особое место — на реке Почайне, куда и привозили заготовки. Теперь к делу приступали киевские плотники. Однодеревки надо было оснастить. Для этого снимали со старых однодеревок весла, уключины и прочие снасти и прилаживали к новым, а чтобы однодеревка могла взять больше груза, на ее борта нашивались, с помощью ладейных заклепок, ряды тщательно изготовленных досок. Вот почему ее называли еще и набойной ладьей.

Для большей устойчивости судна к его бортам подвязывались пучки сухого камыша (как это позже делали запорожцы). О том, какой груз выдерживала однодеревка, можно было судить по ее способности брать на борт до сорока — шестидесяти человек.

Сплав и оснастка требовали усилий многих тысяч плотников и корабелов. Работа эта была поставлена под тщательный контроль пяти волостных начальных людей, из коих один приходился сыном великого князя, и завершалась в самой столице.

К работе мужчин, делавших деревянную основу корабля, добавлялся труд женщин, ткавших паруса для оснастки судов. На один парус требовалось около восьми саженей «толстины» (грубой, но прочной парусины, что выражалось примерно в 150 локтях ткани). Для получения всех парусов требовалось свыше тысячи ткацких станов. Численность торговых судов доходила до 500–600, военных — до двух тысяч. Надо добавить к этому выращивание и прядение льна и конопли, и изготовление свыше тысячи «ужищ» — корабельных канатов.