Ярослав Домбровский

Первые же политические выступления Домбровского в эмиграции вскрыли радикальность его программы, выявили его горячий темперамент и высокую принципиальность. С этой точки зрения очень интересен конец «Открытого письма». «Обстоятельства, — писал Домбровский, — позволили мне присутствовать лишь на одном заседании общества. Я хотел действовать постепенно и на этом заседании лишь указал на ошибочность принципов, на которых основано общество. Сейчас, когда стремление превратить эмиграцию в политический орган проявляется с удивительной запальчивостью, я не могу осуществить своих намерений, ибо считаю долгом оставить вашу организацию, чтобы своей принадлежностью […] не поддерживать эти бесплодные усилия».

Вокруг этого и других столь же резких и принципиальных заявлений Домбровского сразу же разгорелась ожесточенная идейная борьба. Более всего споров и нареканий вызвала его позиция по украинскому, или, если пользоваться тогдашней польской терминологией, «русинскому», вопросу, то есть вопросу о праве украинского народа на самостоятельное решение своей судьбы, на собственную государственность. В начале 1866 года, возражая против националистических высказываний своего соотечественника графа Дунин-Ворковского, Домбровский написал «Письмо депутату Галицийского сейма», которое широко распространялось среди эмигрантов. В этом письме он горячо отстаивал и развивал соответствующие положения повстанческих декретов 1863 года. «Польская нация, — писал Домбровский, — борющаяся за независимость, превосходно поняла, что не может отказывать в независимости ни одной народности, не вооружая против себя всех тех, кому бы она отказывала в этом праве, не отрекаясь от идеи, написанной на поднятом ею знамени, не совершая самоубийства».

Еще более обоснованно и резко Домбровский сформулировал свои взгляды, отвечая в 1867 году на письмо одного из польских эмигрантов. В своем открытом письме «Гражданину Беднарчику и его политическим друзьям» Домбровский заявлял: «По моему мнению, право решать о себе имеет только сама нация, и при этом каждая нация». Отношения между Польшей и Украиной он предполагал определить «соглашением между обеими нациями»; он был уверен, что «будущий союз, возникший на основе свободы», связал бы их «не только политическими узами, но и чувством благодарности и братства». Письмо Беднарчику было написано в период подготовки выборов в комитет — руководящий орган Объединения польской эмиграции. Домбровский знал, что, формулируя так резко позицию по украинскому вопросу, он может отпугнуть немало своих сторонников. Поэтому он закончил письмо следующим образом: «Таково мое мнение. Я знаю, что оно не будет принято вами и не привлечет мне ваших голосов, но я никогда не торговал своими политическими убеждениями. Не желая быть причиной нового раскола в Объединении, я снимаю свою кандидатуру в новый комитет».

В числе оппонентов Домбровского в дискуссии по украинскому вопросу был один человек, о котором стоит сказать особо. Это Зыгмунт Милковский — известный польский писатель и политический деятель, к мнению которого прислушивались многие эмигранты. Резкое недовольство Милковского «Письмом Беднарчику» было неожиданным для Домбровского. «Ваш гнев, — писал он Милковскому, — мне тем более неприятен, что я рассчитывал на вашу поддержку в этом вопросе, поскольку Ваши воззрения на славянские дела позволяли мне думать, что историческое право Вы не считаете основой…»

Домбровский спорил с Милковским, разъяснял и отстаивал свою позицию, делая все это с такой горячей убежденностью, которая вызывала определенную симпатию даже у тех, кто с ним спорил, и даже тогда, когда спорящие стороны оставались при собственном мнении, как это было в данном случае.

Подтверждением сказанному могут служить воспоминания Милковского, содержащие ироничную, но не лишенную симпатий характеристику Домбровского. «Ярослав Домбровский, — говорится в них, — отличался способностями исключительного характера и всепожирающей жаждой действия […]. В Париже он не сидел сложа руки, отдаваясь деятельности, которая состояла в неустанных поисках средств для борьбы за спасение, если не Польши, то России, если не России, то Франции, если не Франции, то всего человечества. Оттого получалось, что с теми из собственных соотечественников, которые «суживали» свою приверженность к Польше, да еще и «перебирали средства», он не мог идти вместе. Предназначением его было сгореть без остатка, и это предназначение целиком осуществилось».

Ирония Милковского относится к крайнему радикализму Домбровского, к его интернационалистическим убеждениям. И тут нет ничего удивительного, так как именно в этих областях у мемуариста существовали расхождения с тем, чей образ он пытался воссоздать. Что же касается безграничной преданности своим политическим идеалам и неуемной энергии, то наличие их у Домбровского подтверждалось на каждом шагу.