Участниками «истории» в Инженерной академии являлись многие из посетителей литературных вечеров на квартире Домбровского и его товарищей: в частности, братья Петр и Николай Хойновские, Витольд Миладовский, Гаспер Малецкий, Николай Васьковский и другие. Домбровский и весь кружок генштабистов не только внимательно следили за ходом событий, но и помогали участникам «истории» своими советами. Конечно, среди 115 отчисленных из академии офицеров наряду с сознательными противниками царизма были люди политически индифферентные. Для многих из них описанные события явились решающим поворотным пунктом, обусловившим их присоединение к революционному лагерю. «История» в Инженерной академии повлияла и на других офицеров, вызвав приток новых сил к офицерским кружкам, причем не только в войсках петербургского гарнизона, но и в других местах, в особенности там, куда попадали откомандированные участники «истории». Домбровский впоследствии не раз убеждался в этом. В трех саперных батальонах, расположенных в Польше, бывшие участники «истории», например, быстро сплотили вокруг себя крепкие революционные кружки. Большое влияние этих кружков подтверждает случай с инженер-подпоручиком фон Валем. Этот реакционер и карьерист, случайно оказавшийся среди 145 благородных офицеров, добился перевода из саперного батальона в кавалерийский полк только потому, что, оставаясь в инженерных войсках, не без основания боялся снова оказаться участником какой-либо «истории», аналогичной той, в которую он попал в Петербурге.
Дискуссии на литературных вечерах у генштабистов, как и в других офицерских кружках, чем дальше, тем больше сосредоточивались на вопросе о подготовке вооруженного выступления, о развитии сети и укреплении готовивших его конспиративных организаций. Далеко не все были сторонниками вооруженного восстания, а некоторые, признавая его неизбежность, отодвигали выступление на неопределенно длительный срок. Не было единства в вопросе о том, что именно должно получить крестьянство при ликвидации крепостного права, насколько широко следует привлекать к подготовке восстания наряду с выходцами из дворянства — офицерами, студентами и т. д. — также и широкие слои трудящихся в городе и деревне. Часто спорили о целях восстания: сводятся ли они к восстановлению независимой Польши или предполагают достижение важных социальных реформ как в Польше, так и в России? Домбровский и его единомышленники выступали за подготовку восстания в кратчайшие сроки, считали, что городскую бедноту и крестьян следует вовлекать в создаваемые конспиративные организации, доказывали, что целью борьбы наряду с восстановлением Польши должны быть широкие социальные преобразования на всей территории Российской империи.
В числе участников такого рода дискуссий были жившие вместе с Домбровским офицеры Фердинанд Варавский, Эмануэль Юндзил, часто бывавший у них чиновник Виталис Опоцкий. Иногда в спорах участвовал Зыгмунт Сераковский, который и после окончания академии поддерживал связь с кружком генштабистов. Часто бывая в Петербурге, в споры включались: капитан генерального штаба Людвик Звеждовский, который учился в академии вместе с Сераковским, а затем получил назначение в штаб 1-го армейского корпуса в Вильно, и живший там же Францишек Далевский — один из руководителей разгромленного в 1849 году Союза литовской молодежи, вернувшийся по амнистии из Сибири. Обо всем этом говорилось в письме, которое Домбровский получил от Варавского в феврале 1862 года. Сохранился, к сожалению, лишь обрывок письма, да и то в весьма нескладном жандармском переводе (оригинал был написан по-польски). «Сигизмунд, — говорится в переводе, — по наружности всегда один и тот же […]. Виталис и Эмануэль всегда одинаковы и с большой ревностью занимаются делами, хотя и их действия парализируются несогласием между Людвигом и Франциском, которое в настоящее время всплыло наверх, как масло […]. Людвиг даже написал об этом Виталису». В спорах участвовали не только перечисленные лица, но почти посетители литературных вечеров, почти все участники офицерских кружков в Петербурге.