Ярмарка

Он сразу увидел этот гигантский круглый стол, громадный, как положенное набок парковое «чертово колесо»; и людей вокруг него, их шевелюры, лысины, розовые и смуглые лица, их руки, важно брошенные на дубовую полировку – или ходящие ходуном, как на игорном столе в казино; увидел всю ложь высшего правящего света, – и кто, когда придумал назвать тех, кто пролез к власти по лестнице больших денег, священным словом «свет»?

Свет… свет…

В зале было и впрямь много света.

Свет лился сверху, из хрустально горящей, гигантской, как стол внизу, круглой люстры.

Искристая великанья сковорода люстры отражалась в гладком, изумительно отполированном столе.

Степан вспомнил лед на Суре.

Девчонку не спасли. Младенец выжил. Мария плакала, хотела взять ребенка. Он удержал ее от этого поступка.

А это был бы поступок.

Вся жизнь состоит из поступков. Не из мыслей! Не из чувств! Из поступков.

Вот он пришел сюда и открыл дверь.

Он, персона нон грата у этих тварей. Они обернулись к нему, и на их лицах он прочитал: по тебе давно плачет тюрьма, парень.

Плачет тюрьма! А я смеюсь над ней. Плачь, плачь, галка, мне тебя не жалко.

– Господин Татарин? – Губернатор, с лицом красным, жирным, дрожащим, как холодец, уставился на него, стоявшего на пороге зала. – Гос-с-с-подин…

– Господин губернатор, – Степан слегка, мерзко-учтиво поклонился, – я счел, что мне нелишне будет побыть здесь. Сегодня.

– Господин Татарин! – Губернатор вытянул вперед жирный палец, указывая на дверь. Его подбородок затрясся. – Попрошу вас!

– Не имеете права, – весело, жестко отчеканил Степан. – Я такой же гражданин своей страны, как и вы. И я еще не объявлен вне закона.

Он резкими, большими, твердыми шагами пошел к столу.

Губернатор побурел лицом, как вареная свекла. Он хотел что-то яростное крикнуть – его опередил дотошный журналист, тут же подскочивший к Степану.

– Господин Татарин! Вы, как оппозиция… Отлично, что вы!.. Ваше присутствие здесь, сегодня…

Публика за столом загудела, зашевелилась, словно очнулась от зимней спячки. Журналисты подбежали к Степану, совали микрофоны, диктофоны, уже строчили в блокноты, хотя он еще не сказал ни слова.

Губернатор перевел дух. Сотни глаз глядели на него.

Зачем они так глядели? Что они ожидали?

Скандал был замят.

Степан уселся за стол, в свободное кресло. Перед ним стояла бутылка с минералкой. Он большим пальцем, как пиво, открыл минералку и жадно, раз, другой, глотнул.

Шум утих. Все глаза смотрели на него.

И на губернатора.

Ждали дуэли.

Встал оратор. Хитрый лис, и светлый костюм, как ласковая, светлая хитрая шерсть. Поднес к подслеповатым глазам бумагу.

– Уважаемые гос-с-спода! Хочу представить вам отчет о том, что было проведено… сделано… у нас в городе и области… – Он льстиво поправился. – Губернии…

– Это все равно! – крикнули с места.

– За последний, оч-ч-чень важный для губернии год… Перед тем, как мы подойдем… а мы уже вплотную подошли к выборам верховной власти!.. хочется отметить небывалые успехи… рост экономики… замечательные сдвиги в сельском хозяйстве… всемерное развитие малого, м-м, бизнеса!.. и крупные предприятия тоже, надо заметить, не отстают…

– Что вы врете, – громко сказал Степан и встал из кресла.

Все глаза обратились на него.

Губернатор не смотрел на него. Он смотрел в окно.

Тишина. Какая хищная, охотничья, лисья тишина.

– Что вы все врете, – повторил Степан и выпрямил спину. – Ладно бы вы врали себе. Но вы врете народу. А народ – как нищим был, так нищим и остается. Как загнанным в угол был – так там и сидит! Вы грабите народ, качаете из него последние деньги – для себя. Рост цен на коммунальные услуги. Рост налогов. Дикий рост цен на продукты первого потребления. Дикая, чудовищная коррупция! В образовании. В медицине. В милиции. В военкоматах за то, чтобы мальчика от нашей поганой армии, от убийцы, отмазать, знаете, уже сколько берут?! Цифру назвать?!

В зале все молчали. Как воды в рот набрали.

– Вы все врете народу про пенсию! Придумали систему! Да эта ваша система рухнет при первом же крепком потрясении страны! А их еще ой сколько будет, и скоро будут! Вы знаете о том, что у нас люди месяцами за квартиру не платят?! Что – в очередях на ваши субсидии лживые – днями, неделями, месяцами сидят, чтобы кроху сэкономить?! Триста, четыреста рублей… Триста! рублей! сэкономить! А каждый из вас – сколько – в месяц получает?! Ну да, да, зарплату?! Только – ее?! Помимо того, что вы…

Это он крикнул во всю глотку.

– Крадете!

Молчали. Слушали. Не перебивали.

Странно, а ведь могли бы рот заткнуть. А может, уже вызвали, кого надо? И сейчас дверь отлетит, и войдут, и…

– Крадите и делитесь – вот ваш девиз! А если кто не поделится – что ж, тому не жить! А я – не вор! И я – не ваш! – Быстро окинул, охватил всех, оцепенело сидящих за столом, ненавидящими, бешено-белыми глазами. – Я лучше под вас, воров – бомбу – самодельную – подложу! И пусть меня казнят, как террориста. Но я объявляю вам войну!

Оцепенение падало, капало медленно, медленно, сверху, с пылающей люстры, тяжелыми, огненными каплями.

– Я – народ! Слышите: это народ – объявляет вам – войну!