Яркий Миг

Я и подумать о таком не мог. Ведь я никогда не показывал отцу ни одного своего рассказа. Он никогда и не просил меня об этом, ни разу даже не поинтересовался, что же я там пишу. Тесса была первой, кто их прочел. Ну, я так прежде думал.

– Читал, конечно. У тебя всегда был к этому талант, сынок. Явно от матери, она тоже очень любила всякие истории и, думаю, могла стать писательницей, родись она здесь, а не в своей глуши.

– Но ты никогда не говорил мне об этом. Почему?

– А зачем мне было тебе это говорить?

– Ты знал, что у твоего сына неплохо получается писать, и даже не попытался поддержать меня в этом?

– А что могло из этого выйти? Я бы только потешил тебя иллюзиями и все.

– Иллюзиями? – я помахал перед ним книгой. – Разве это иллюзии?

– Это лишь удачное стечение обстоятельств.

– Никакой удачи, отец. Лишь мой труд, а еще люди, которые в меня поверили.

– И их деньги, – отец снова расплылся в улыбке. – Последнее, как мне думается, фактор решающий.

Тут мне крыть было нечем. Поначалу я отправил свои рассказы в несколько тематических журналов Мистрейда. Два или три напечатали, и на том все. Тогда Тесса предложила мне скомпоновать некоторые из них в роман. В нескольких рассказах и так фигурировал один и тот же персонаж, искатель приключений Нейтан Боунз. Его и решено было сделать главным героем. Два гексала я без устали корпел над перепечатыванием своих рассказов, введением в них сквозного сюжета и всяческого наполнения. На выходе роман все равно получился несколько разрозненным, но все же единым. И я отправил его в несколько издательских домов. Прошло почти полгода, наступила зима девяносто первого, но так никто и не дал мне ответа. Тогда Тесса поговорила с отцом. Я был категорически против этого, когда она предложила такой вариант в начале. Я был уверен, что всего смогу добиться сам, что мне не нужна помощь. Но эта уверенность, вселенная в меня Тессой, разбилась о камни суровой действительности. Я начинал хандрить, и тогда Тесса, больше не спрашивая моего решения, отправилась к отцу и попросила поднять свои связи, среди которых оказался Главный редактор издательства «Лерой и Сыновья». Он попросил только взглянуть на мою рукопись, которую какой-то редактор рангом пониже давно счел мусором и отправил в соответствующее место. Книга старшего редактора не заинтересовала, он имел дело с более именитыми романистами и не занимался начинающими. Но он передал рукопись своему другу в издательство более мелкого пошиба, куда я тоже свой роман отправлял и где он так же исчез безответно. Однако, во второй раз попав на глаза нужным людям, да еще и с соответствующими рекомендациями, мой роман получил зеленый свет, и закрутилось. Книгу издали в начале лета, и спустя два гексала, в семнадцатый день осени девяностого года мы с Тессой поженились, а сразу после праздника я собирался сесть за следующий роман, контракт на который подписал десятью днями ранее. Выходит, что весь мой успех стал следствием не столько таланта, с которым я так бы и остался мелким журнальным автором, сколько целого ряда не зависящих от меня переменных, главной и основой из которых являются связи. Потому, может, отец и ошибся, сказав про деньги, но все же был, в общем и целом, прав, – у нас с ним таких связей не имелось. Однако, его правота только ещё больше разозлила меня.

– Чем мне писать? – спросил я холодно, раскрыв книгу на последней странице.

– Прошу, – отец достал из внутреннего кармана своего пиджака карандаш и протянул мне. – Я подготовился.

Я быстро написал:

«Своему самому преданному поклоннику. Клиффорд Марбэт»

Поставив подпись, я захлопнул книгу, оставив внутри карандаш, и протянул отцу.

– Прошу. А теперь уходи.

Но уходить отец не спешил. Он раскрыл книгу и прочел написанное.

– Марбэт, – проговорил он, словно пробуя мою новую фамилию на вкус. – А что, звучно. Ты смотри, и роспись придумал уже.

– Проваливай отсюда, – процедил я сквозь зубы. – Не желаю тебя больше видеть.

– Понимаю, ведь я напоминаю тебе о том, кем ты был еще совсем недавно, так?

– Нет. Ты лишь напоминаешь мне о том, по какой причине я не хочу рассказывать людям о своем отце.

– Вот как? Стыдишься меня? Моей работы?

– Отнюдь. Мне неприятен ты сам, а не твоя работа, и становится отвратительно от мысли, что я мог что-то унаследовать от тебя.

– Однако же унаследовал. И очень многое.

Я промолчал.

– Скажи, сынок, долго ты еще собираешься во все это играть? – он махнул рукой в сторону шатра за моей спиной, – Думаешь, эта жизнь тебя примет? Думаешь, ты вхож в это богемное общество, потому что женился на аристократке и издал книгу? Я понимаю, ты молод, горяч, тебе хочется ощутить вкус иной жизни. Вот только эта жизнь – не твоя. Это общество пережует и выплюнет тебя, а в попытке стать такими, как они, ты не оставишь ничего от себя настоящего.

– Ты меня совсем не знаешь, как вообще можешь судить обо мне настоящем?

– Могу, потому что я твой отец. И я помню твою мать.

– Не смей упоминать ее, если не хочешь снова получить в зубы.