Японский воин

Политическое подчинение, прогнозирует мистер Спенсер, уступит место верности, а та диктату совести. Предположим, его догадка оправдается – неужели верность и сопутствующий ей инстинкт благоговения исчезнут навсегда? Мы переносим преданность с одного господина на другого, не предавая ни одного: сначала мы подданные правителя, владеющего земным скипетром, затем мы слуги Того Вседержителя, что восседает на троне в святая святых нашего сердца. Несколько лет назад последователи Спенсера, неверно понявшие его теорию, начали весьма глупый спор, посеявший смуту среди читающих японцев. В своем рвении они стремились доказать, что император имеет право на нераздельную верность подданного, и обвинили христиан в склонности к предательству, так как они заявляют о верности своему Господу и Учителю. Они прибегли к доводам софистики, не обладая остроумием софистов, и к схоластической казуистике – скрупулезностью схоластов. Они не поняли, что мы в определенном смысле можем «служить двум господам» без того, чтобы «одному усердствовать, а о другом не радеть», отдавая «кесарю кесарево, а Богу Богово». Разве Сократ, сохраняя верность своему гению, не подчинился с равной преданностью и самообладанием велению своего земного господина – государства? Живя, он следовал велению совести; приняв смерть, он послужил своей стране. Увы тому дню, когда государство станет настолько могущественным, что будет притязать на совесть своих граждан!

Бусидо не требовало от нас отдавать совесть в рабство сюзерена или императора. Томас Моубрей[39] мог бы выступать от имени японца, когда сказал:

Сам брошусь, государь, к твоим стопам.
Хоть жизнь отнять одним ты можешь взором,
Не властен ты покрыть меня позором.
Я жизнь тебе отдам, как долг велит,
Но честь моя лишь мне принадлежит.

Человек, который пошел на сделку с совестью ради своеволия, каприза или прихоти господина, занимал низшее место в шкале ценностей бусидо. Такого человека презирали, называя его ней-син, лизоблюд, который потворствует господину, не стесняясь в средствах, или тё-син, фаворит, который добивается благосклонности рабским преклонением. Оба типа подданных в точности соответствуют тем, о которых говорит Яго у Шекспира: «Один усердный и угодливый холоп, который, обожая раболепство, прокорма ради, как осел хозяйский, износит жизнь»; и другой, «надев личину долга, в сердце печется о себе и, с виду угождая господину, на нем жиреет». Когда вассал расходился во мнениях с господином, он должен был постараться всеми способами отговорить того от ошибки, как отговаривал Кент короля Лира. Если же это не удавалось, то господин волен был поступать с ним как ему угодно. В подобных случаях довольно часто самурай прибегал к последнему средству, чтобы воззвать к уму и совести сюзерена, и проливал собственную кровь, дабы засвидетельствовать свою искренность.

Поскольку на жизнь смотрели как на средство для служения господину, а ее идеалом была честь, все воспитание и обучение строилось в соответствии с этими понятиями.

Глава 10 Воспитание и обучение самурая

В воспитании рыцаря-самурая главной целью было выковать характер, причем отодвигались на второй план более утонченные способности, такие как рассудительность, ум и искусство спора. Мы уже видели, какую важную роль играли в воспитании воина эстетические совершенства. Незаменимые для культурного человека, они были скорее дополнением к самурайской подготовке, чем ее сутью. Конечно, умственное превосходство высоко ценилось; однако слово ти, обозначавшее интеллектуальность, прежде всего подразумевало практическую мудрость, а накоплению знаний отводилось подчиненное место. Треножник, на который опиралось бусидо, состоял из ти, дзин, ю – соответственно мудрости, человеколюбия и храбрости. В первую очередь самурай был человеком действия. Накопление знаний не входило в круг его занятий. Он пользовался ими в той мере, в какой они касались его военной профессии. Религию и теологию он оставлял священникам; он занимался ими настолько, насколько они помогали воспитать храбрость. Как и английский поэт, самурай считал, что «не вера спасает человека, а человек оправдывает веру». Философия и литература составляли основную часть его умственного развития, но их изучение не было самостоятельной целью: литература главным образом служила времяпрепровождением, а философия оказывала практическую помощь в выработке характера, если только не применялась для толкования какого-либо военного или политического вопроса.