Болезненные крайности, в которые склонны были впадать самураи в своей излишней чувствительности к кодексу чести, вполне уравновешивались учением о великодушии и терпении. Обиды по ничтожному поводу понимались как несдержанность и высмеивались. Популярная пословица гласила: «Вытерпеть то, что, по-твоему, нельзя вытерпеть, это и значит на самом деле вытерпеть». Великий Иэясу оставил потомкам несколько изречений, среди которых есть следующее: «Жизнь человека – долгая дорога с
Так и Мэн-цзы весьма превозносил выдержку и долготерпение. Однажды он написал: «Хотя ты обличаешь себя, оскорбляя меня, какое мне дело до этого? Ты не можешь осквернить мою душу своей яростью». В другом месте он учит, что гневаться на мелкие обиды недостойно человека высокого положения, но гнев по серьезному поводу – это есть праведное негодование.
До каких высот кротости, миролюбивой и незлобивой, порой поднимались некоторые последователи бусидо, о том свидетельствуют их слова. Взять, например, цитату из Огавы: «Когда другие злословят о тебе, не отвечай злом на зло, но лучше подумай о том, что ты был недостаточно верен, исполняя свой долг». А вот что пишет Кумадзава: «Когда другие упрекают тебя, не вини их; когда другие гневаются на тебя, не отвечай гневом. Радость приходит только тогда, когда уходят страсть и желание». Еще один пример можно привести из Сайго, на чело которого «бессовестный позор взойти стыдится»[32]: «Путь – это путь Небес и Земли; дело человека – идти по нему; потому пусть целью твоей жизни будет чтить Небеса. Небеса любят меня и других равной любовью; потому той любовью, какой любишь себя самого, люби и других. Не человека делай твоим спутником, но Небеса, а беря Небеса в спутники, не щади сил. Никогда не осуждай других, но заботься о том, чтобы не упасть ниже собственного достоинства». Некоторые цитаты напоминают христианские наставления и показывают нам, насколько природная религия может приблизиться к религии откровения в вопросах практической морали. Эти поучения не оставались простыми словами, но воплощались в делах.
Нужно признать, что отнюдь не все достигали наивысшей степени великодушия, терпения и прощения. Как жаль, что ни один японский писатель не оставил ясного и обобщающего разъяснения, что же собой представляет честь, и лишь немногие просвещенные умы сознавали, что честь возникает не из внешних условий, но присуща каждому, кто поступает как должно; ведь очень просто юноше позабыть в пылу боя то, чему он научился у Мэн-цзы в часы покоя. Китайский мудрец сказал: «Любовь к чести живет в душе каждого; но мало кто помышляет о том, что все поистине достойное почести таится в нем самом, а не вовне. Почести, пожалованные людьми, нехороши. Тех же, кого возвысило Великое Дао, не сможет низвести никто». Ниже мы увидим, что, как правило, позор оскорбления смывался кровью, а честь – зачастую не более чем честолюбие и мирское признание – превозносилась как величайшее благо земной жизни. Слава, а не богатство или мудрость, влекла юношей. Многие молодые воины, переступая порог отцовского дома, давали себе клятву не возвращаться в него, не вкусив славы; многие же матери из тщеславия отказывались принимать своих сыновей, как говорилось тогда, не «облаченных в парчу». Чтобы избегнуть позора и добиться славы, юноши-самураи шли на любые лишения, претерпевали самые суровые испытания, соглашались на телесные и нравственные муки. Они знали, что честь, добытая смолоду, с возрастом будет лишь возрастать. Во время достопамятной осады Осаки юный сын Иэясу, вопреки горячим мольбам разрешить ему идти в авангарде войска, был поставлен в задние ряды. Когда замок пал, побежденный, он так огорчился и так горько разрыдался, что старый советник попробовал утешить его, прибегая ко всем возможным доводам. «Утешься, господин, – сказал он, – той мыслью, что перед тобой лежит большое будущее. Ты проживешь многие годы, и у тебя будет еще не одна возможность отличиться». Мальчик гневно посмотрел на старца и ответил: «Как ты глуп! Разве повторится мой четырнадцатый год?» Жизнь ценилась невысоко, если, потеряв ее, можно было достигнуть почестей и славы; поэтому, если дело стоило жизни, самурай с полным хладнокровием и без долгих раздумий клал свою жизнь на алтарь чести.
Одной из причин, которые считались достойными этой жертвы, был долг верности – замковый камень в основании симметричного свода феодальной добродетели.
Глава 9
Долг верности