Янычары

– Однажды, очень давно, – раздумчиво и печально заговорила она, взяв с блюда маленький кусочек мяса и тщательно прожевав его, – арабские воины штурмовали некий город, но его окружала выжженная степь. К нему нельзя было подобраться незаметно, а стрелы оборонявшихся были метки и беспощадны. Была осень, и по степи бесконечной чередой катились большие шары перекати-поля. И тогда каждый из арабских воинов взял в руки, привязал к ногам, к поясу такой колючий шар – один, два и больше. Они ползли по степи к стенам, и их не было видно...

Абдаллах внимательно слушал. Лицо Фатимы продолжало оставаться печальным:

– Но у одной девушки из числа оборонявшихся в этом городе, было очень острое зрение. Ее звали ал-Йамама. И она сказала: это не перекати-поле, это – арабы. Ей, как когда-то Кассандре, не поверили. Город был взят, мужчины – перебиты. Женщин и детей, по обычаю, пощадили, разделив между воинами. Но не ал-Йамаму! Зоркой девушке, на которую кто-то донес, в чаянии спастись, выкололи глаза... а потом ее распяли на воротах города. Не забыв предварительно изнасиловать – мужчины об этом никогда не забывают! Знающие по сей день называют город ее именем: ал-Йамама.

И ты... сначала не веришь мне, а потом наказываешь за то, что я оказалась слишком зоркой...

Абдаллах стал целовать лицо, ставшее без косметики вдвое милее, хоть он и видел теперь те морщинки у глаз, которые свидетельствовали, что их хозяйке давно за тридцать:

– Я никогда больше не стану тебя оскорблять, пайрика... Луд уд-Мила, так? Но пойми и меня! Откуда ты так много знаешь? «Манас», «Шах-намэ», греческие сказания, вот эта история, которую я слышу впервые... Танцы, музыка... Тебя учили. Это мне ясно. Но кто, как, для чего? И чему?

– Ты же только что обещал! – с горьким упреком воскликнула Фатима. – Почему ты не можешь просто поверить мне?!

У нас есть сказка о лягушачьей шкурке: ее надел на девушку злой бессмертный колдун. Девушку зовут Василиса, это значит – царица, хатун, мелеке. Она снимает шкурку только вечером, для мужа, а днем, для людей, должна снова ее надевать. Она может все, она лучше всех на свете печет пироги, шьет одежды, даже строит дворцы... но для людей она все равно только лягушка. Это мучает ее мужа, и однажды он не выдерживает, сжигает ее волшебную шкурку... и колдун уносит девушку в тридевятое царство... Ты этого хочешь? Сжечь шкурку?

– Нет! Этого я не хочу, – твердо сказал Абдаллах. Такой ответ его устраивал: ничего, по сути, не сказав, Фатима этой «лягушиной шкуркой» сказала ему все. Она, по сути, ответила ему «да» на его вопрос. – Еще раз прости меня. И... иди сюда...

Он откинул со стопы ковров меховое одеяло, разбросал пуховые подушки...

– Ты сказал – у нас общие даже имена, – лепетала Фатима, забираясь под пушистый мех и ластясь к Абдаллаху. – Что ты имел в виду? Что – не только имена?..

– Не только, – спокойно сказал тот. – Судьбы тоже. Я не знаю твоей прежней судьбы, но знаю, что отныне у нас она одна. Общая. И от нас самих зависит, какой она будет...

Рабыни

По разграбленным селам

Шла Орда на рысях,

Приторочивши к седлам

Русокосый ясак...

Е. Евтушенко. Сказка о русской игрушке

«[Kalita]... was blending in himself the characters of the Tartar's hangman, sycophant, and slave-in-chief» ,

Карл Маркс

...Опустошенная ласками Абдаллаха, Фатима лежала без сна, машинально перебирая рукой бахрому на краю ковра, смотрела в черную слепую темноту комнаты над собой и потихоньку плакала. Надолго ли этот относительный покой, эти ковры, шелка, жемчуга? Кто он, этот чернобородый полуседой ага, спокойно похрапывающий рядом? Он богат, ибо купил ее; он знатен, ибо в его тюрбане три павлиньих пера и, обращаясь к нему, многие склоняются в поклонах. Но чего от него ждать? Сколько будут длиться его чувства к ней? Молодость, красота уходят от нее, на шее, у глаз – морщинки... Она много, она очень много знает, но кому нужны знания женщины, когда она перестает быть красивой? А что будет потом, когда его чувства иссякнут?

Она почему-то вспоминала ту страшную ночь, когда все началось, когда ее, двенадцатилетнюю девчонку из крохотного смоленского сельца Родники, схватили монголы из союзных московитам туменов ордынца Товлубия. (Они пришли вместе с войсками Ивана Даниловича Калиты, рязанским князем Иваном Коротополом, Константином ростовским, суздальским князем Константином Васильевичем и Федором Фоминским: Москва «собирала земли», нельзя было позволить князю Дмитрию брянскому заключить союз с Гедимином литовским, – но она ничего этого не знала.) В ее же родной избе, где воины остановились на постой, они до утра по очереди насиловали красивую девочку, не успевшую убежать в лес.