– Ты выглядишь утомленной. Вижу, что побывала далеко. Но ты успела к нам на пир и послужишь ему наилучшим украшением. Прошу тебя, сядь, позволь, чтобы тебе подали еду и мед. Отдыхай, Фрейя-Ванадис, веселись с нами, а заботам и печалям, что тяготят тебя, придет свой черед.
Это было весьма любезное приглашение, и я не могла им пренебречь – но сильнее всего во мне было изумление перед тем,
– Давно ли он стал владыкой Асгарда? – шепнула я Фрейру, пока он вел меня к моему престолу.
– Нет, только сегодня утром. Все решили, что без владыки больше нельзя и нужно выбрать нового. Я, как ты знаешь, теперь без меча, да я и сам не хочу, не до того мне, чтобы миром править! Тор не отказался бы, но его славу сильно подмочил тот случай, когда он переодевался тобой! – Фрейр хмыкнул, сдерживая смех. – Когда ётун целовал его, будто невесту – ну, так рассказывают. А всем остальным далеко до Одиновой мощи. Вот и выбрали его, к тому же он сейчас в самой силе.
Вот, значит, как. Он дождался, пока я покину Асгард и отправлюсь разыскивать Ода, чтобы не могла ему помешать… и теперь он – Всеотец, а мы – его покорные дети.
Я умею предвидеть будущее, но и без этого нетрудно догадаться: Один усидит на этом престоле прочнее, чем все прежние его владельцы – Тюр, Хёнир, Ньёрд, Фрейр! Он не позволит собственным слабостям или чьим-то каверзам лишить его славы и власти, сохранит их до самого Затмения Богов. Отныне Асгардом будет править крепкая рука, а от его единственного глаза не укроется ничто во всех девяти мирах.
Я вновь водворилась в своих покоях. Там было тихо: зимою норны дремлют за прядками, дисы спят, и пробуждают их только крики роженицы, призывающие на помощь. Я покрыла стены лунным светом, придала огню серебристую окраску, вырастила множество цветов сон-травы: с лепестками белыми изнутри и нежно-розовыми, бледно-желтыми, тенисто-голубыми снаружи. Они испускали мягкое сияние, будто сотни, тысячи призраков моих мыслей об Оде. Только видеть багряно-алые, которые так хорошо помнила в его руках, я не могла.
На другой же день после моего возвращения, после первого йольского пира, ко мне влетел Хравн Белый. Я придала ему человеческий облик, и он робко поклонился.
– Всеотец приглашает тебя в Башню Врат. Просит посетить его для дружеской беседы. Приказал заверить, что тебя ждет прием самый уважительный и теплый.
Теплый! Я вспомнила черную бездну его правого глаза, способную поглотить тепло всех огней, что есть в многомирье, и остаться такой же черной и холодной.
Но я покорно встала с места, завернулась в белый куний мех и направилась вслед за Хравном к высокой башне серебристого камня, куда нельзя войти иначе как по приглашению и с согласия хозяина.
Он ждал меня, сидя на престоле, внешне почти такой же, как вчера, но не столь грозный и величественный, больше похожий на того Одина, которого я знала. Сегодня оба его глаза были живыми, синими, звездный блеск в волосах и бороде угас.
Хравн Белый подвел меня к нему, поклонился и пропал. Один взмахнул рукой – и огонь в очаге взметнулся, разливая по палате живительное тепло. Новый Всеотец сошел с престола, протянул мне руку, подвел к скамье, покрытой шелковыми подушками, и усадил. Я думала, он вернется на престол, но он сел рядом со мной – не скажу чтобы мне это понравилось. Перед нами возникли две золотые чаши, полные меда. Он протянул мне одну, себе взял другую. Пристально вгляделся в мое лицо, и я опустила ресницы, серебряные, как пух на стебле сон-травы. Глаза у меня стали бледно-голубые, самого холодного оттенка, а брови черные, что при волосах лунного цвета придало мне вид воплощенной лунной ночи. Но от жара его пристального взгляда моя кожа невольно розовела, на щеках пробивался румянец.
– Хотел бы я услышать, где ты побывала за это время, – начал он. – Удалось ли тебе достичь твоих целей? Не нуждаешься ли ты в какой-нибудь помощи? Скажи мне – если это в моих силах, я с радостью тебе помогу.
Держа в одной руке чашу, второй рукой он осторожно взял мою – будто боялся обжечься. Я помолчала, прикидывая, не воспользоваться ли этим предложением. Рассказывать, где я побывала, пришлось бы слишком долго. Я искала Ода везде. На той равнине, где состоялась битва. В доме конунга гаутов. Я искала его по всему Мидгарду; изменяя обличья, заходила в дома, называлась разными именами и расспрашивала о нем, но никто не мог мне помочь.
Я гадала всеми способами, пытаясь отыскать его след. Я не понимала, в чем причина этой напасти. Да, он – человек, его природа не равна моей, но и не противна ей! Должен быть способ, чтобы мы встретились и смогли соединиться. Когда-нибудь я найду этот способ. Забыть Ода я оказалась не в силах, тоска по нему саднила в глубине моей души, и казалось, мне носить ее до самого Затмения Богов.