Янтарь

По крайней мере, не думать пока что, чтобы мой разум хотя бы одной частью оставался целым!

— Отдай нам девчонку и можешь идти с миром, — проговорил тот Палач, который гонялся за мной и в конце-концов нашел, стоя теперь рядом с ему подобными.

— Его грех перед нами погашен и закрыт. — спокойно и снова совершенно Без эмоционально проговорил тот первый Палач. который уже примелькался и стал почти родным, в отличие от двух новеньких, которых я видела впервые.

Каждый из этих наглых засранцев получал в конце-концов по заслугам, если не от меня сразу, то от папы, который не выносил, когда ко мне прикасались какие-то руки, еще и без моего ведома и согласия!

— А твоя мама? — снова первым заговорил Сумрак все так же мягко и успокаивающе, но даже его голос и теплые серые глаза не могли остудить мою пылающую в агонии душу.

В каждой ее ручке было по две автомобильных аптечки, но не успела она сделать и пары шажков, как была тут же поймана синеглазым Кадьяком, которого кажется звали Север.

Никто не ответил даже на это, когда я почувствовала, как напряглись и застыли под моими руками плечи Сумрака, что опустил голову, кинув исподлобья взгляд на отца Янтаря, а затем на того Кадьяка, который стоял к нему плечом к плечу, словно каждую минуту ждал, что его большой седовласый друг просто завалится без памяти.

— Когда мой отец узнал, что тайна рода Берсерков была раскрыта человеческой девушке, он наказал меня по всей строгости, отлучив от дома и от семьи. Он надеялся на то, что его наказания станет достаточно, чтобы…

Было стойкое ощущение, что Лютыи проверял выдержку Палачей на прочность и почему-то не боялся последствий, стоя прямо перед их носом расслабленный, наглый и такой самоуверенный, что страшно за его голову становилось даже мне, что уж говорить про его братьев. которые на всякий случай уже были рядом, пытаясь встать так, чтобы быть и к нему поближе, и меня прикрыть своими израненными спинами.

С этими словами женщина спокойно и величественно удалилась из комнаты, словно понимая, что чем меньше будет сейчас людей. тем мне будет легче дышать и говорить…наверное.

Но я точно знала, что самое страшное чувство — это вина…

Знаете, я сто раз встречала фразу «никто не знает, где душа, но все знают, как она болит» всегда считая ее лишь красивыми словами, и как же страшно было понимать всю глубину их смысла в тот момент, когда я обрела ясноглазое счастье, своими руками, толкая его на верные и ужасающие мучения.

-..Потому что вас в принципе не должно было существовать в природе, — изогнулась хищно и жесткого губы Карата.

— Поэтому хочешь обижайся, хочешь — нет, но по-хорошему или силой ты сейчас идешь в наш дом, и рассказываешь нам ВСЁ черт возьми с самого начала и до сегодняшнего гребанного дня!

Так сильно, как никому прежде!

— Ты родилась не в лесу, дочка? — мягко спросил Сумрак, должно быть, лучше остальных понимая, что я в таком замешательстве, что сама не начну, когда стала перебирать собственные пальцы, теперь понимая, что мой позор не закончится так быстро, как я мечтала.

Как была!

Не знаю, может потому, что я была в самом эпицентре медвежьей бури, ощущая теперь с ужасом и щемящим чувством вины аромат крови воинов, которые рисковали сейчас собственными жизнями, чтобы спасти мою, что было для меня совершенно незаслуженно?

Мне не нужно было даже поднимать ресниц. чтобы понять, что все покосились на меня, когда снова воцарилась тишина. Смущенная, напряженная, дрожащая от общего нервного напряжения, которое словно собиралось под высоким деревянным потолком. подобно грозовой туче, которая вот-вот должна была шарахнуть.

А женщина была явно не из робкого десятка, когда и бровью не повела на басистый бас, спокойно и целенаправленно прошагав до меня, чтобы поставить на подлокотник кресла поднос, недовольно сверкнув на отца глазами:

И что же теперь?

— Мы уже обозначили все наши родственные связи. Я знал о девушке и ее проблемах, поэтому виновен тоже. И беру вину брата на себя.

Она стояла в тени, впервые глядя тревожно и явно в полной растерянности от увиденного, почему-то не торопясь кинуться, чтобы помочь своим.

Может дело было в том, как поднялись его ресницы, посмотрев прямо в глаза Сумрака.

Как же давно меня так не называли, и как же сильно я скучала по этому незамысловатому обращению, в котором было столько тепла и защиты, что всю мою ярость и страх смыло, словно порывом вселенского цунами.

Такие дома были для больших дружных семей, где заботятся друг о друге, а все радости и печали делят пополам.

Каждый из этих мужчин страдал.

Наверное, даже слишком.

Как произведение искусства — такой большой, уютный и теплый.

— Есть закон, — проговорил холодно и мрачно всё тот же неугомонный Палач, который стоял впереди своих сородичей. не договорив, потому что сероглазый Берсерк в согласии закивал головой, чуть пожимая своими широченными плечами, принявшись вдруг расстегивать пуговицы на своей рубашке.