Хейман. Геноссен. О, не поддайтесь.
Дед. Лежи, козаче. Пускай твоя доля скачет.
Пауза. Дует ветер. Дед задумался.
Говорил мне Махнов на этом самом месте. И на саблю оперся. «Пришлю, говорит, вам, дед, в подпаски батраков из города. Уже конец городам наступил». Да не сказал ничего о заводах. А оно и вышло не по его. И город и село — все на завод пошло. А кто же овец будет пасти? — спрашиваю вас. Я к машине равнодушен, мне бы коня хорошего, сытого, казацкого, так я бы еще показал свой казацкий норов. Бывало, как рассказывает мой дед, то и сейчас вспоминается. А ведь уже и мне годочков девяносто, видать, есть. Больно мне хотелось к Махнову записаться — не приняли. Говорят: «Принимаем только до шестидесяти лет, а тебе уже больше».
Хейман
Дед
Хейман. Ты меня положил на холодный цинк. Милли!..
Дед. Такое слабое, а еще удирает. Как та овца, которая домой в загородку хочет. Тут ему, видишь ли, степь не понравилась. Чабанская степь. Да и харч, видать, не тот. Сразу видно, что не нашего рода, чужого плода и заграничного корня. О, спаси мою душу! Да если бы я был помоложе, я бы их тут обоих избил. Чтобы знали, как удирать. А если бы вы от отары убежали? А скотина без воды позаливалась бы?!
Хейман. Проклятая степь…
Комната завкома. Шум. Посетители. У стола женщина-мастер.
Председатель завкома. Тише, товарищи. Невозможно заниматься. Ни черта не поймешь. Тише.
Женщина-мастер. Говорю же тебе, что удрали с завода. Сама видела, как помчались по шпалам. Председатель. Пешком?
Женщина-мастер. Ну да. Вот так — ноги на плечи и готово. Левацкий загиб, да и только!
Председатель. Что им — поезда не было? Высокомерие одолевает?
Женщина. Разве у них распорядки в голове? Тот, младший, уж больно нервный — так и швыряется всем, а наш Хейман сегодня болен и на работу не вышел.
Председатель. Ну, а я — что могу я поделать? Это дело политическое. Пускай этим занимается партийное руководство. Пойди расскажи Венгерше.
Женщина выходит. В двери она сталкивается с Милли. Молодая девушка.
Женщина-мастер (
Милли
Председатель. Гражданочка, ваш отец будет найден. Он пошел прогуляться.
Милли. Я хочу директор. Переводчик.
Председатель. Садитесь, пожалуйста. Я нас проинформирую.
Кто-то освобождает стул. Милли садится.
Председатель. Понимаете, они драпен-драпана домой. Бежали. Фюйт! Но мы их догоним! Понимаете?
Милли. Нихт понимат.
Председатель. Вот черт! Смотрите: ваш отец был болен… В доску…
Милли. Нихт понимат.
К столу подходит немец-рабочий, знающий язык. Говорит с немецким акцентом.
Рабочий. Разрешите, я расспрошу.
Председатель. Пожалуйста, расспрашивайте.
Рабочий. Фройляйн Хейман, президент заводского комитета спрашивает, не был ли ваш отец болен, когда выходил из дому?
Милли
Рабочий. Она говорит, что у Хеймана была плохая температура, он был болен.
Милли. Франц потащил его на завод. Я говорила не делать зтого.
Председатель. Скажи ей, что президент завкома спрашивает, не доводится ли Франц родственником ей?
Рабочий потихоньку спрашивает. Милли отвечает.
Рабочий. Франц ее нареченный. Он честный специалист.
Председатель. Вот видишь, я так и думал. Ищи его теперь в степи!
Входят Венгер, директор, женщина-мастер. Венгер — коренастая, решительная пожилая работница. Директор (пиджак, белая рубашка, галстук). Идет солидно, ощущая важность своей должности.
Венгер
Председатель. Вот эта гражданочка говорит, что Хейман вышел из дому больным. Это его дочь.
Венгер
Рабочий переводит эти слова Милли.
Милли. Говори, ти директор?
Директор. Я директор.
Рабочий. Она просит послать машину, чтобы догнать.
Директор