Читаем Ямато-моногатари полностью

В давние времена была девушка, которая жила в провинции Цу. Навещали ее двое. Один жил в той же провинции Цу, род его был – Мубара. Другой же был из провинции Идзуми. Род его именовался Тину. И оба они и возрастом, и обликом, и родовитостью были весьма схожи, совсем одинаковы. Чьи устремления сердца сильнее, тому и буду принадлежать, думала она, но даже устремлениями сердца они были равны. Как стемнеет, они вместе к ней приходили. Когда присылали ей что-нибудь в подарок, то тоже всегда посылали одинаковое. Никак нельзя было сказать, кто из них кого превосходит. Дева просто извелась в раздумьях. Если бы еще устремления их сердец были неглубоки, ни с одним не стала бы видеться, но и тот и другой месяцы и дни напролет у ворот ее дома стояли и всячески выказывали свою привязанность, и она совсем истерзалась. То, что оба они равно в дар ей посылали, не принимала она, но они все приносили подарки и у ворот стояли. Был у нее отец, говорит он ей: «В такой печали проводишь ты годы и месяцы, и горе их всерьез не принимаешь, как это жалко. Если б стала ты женой одного из них, другой бы перестал помышлять о тебе», а она сказала: «Я тоже думаю так, но устремления их сердец столь схожи, что я измучилась в раздумьях. Что же мне теперь делать?» В это время находилась она в палатке в окрестностях реки Икута. Тут послали за теми, кто к ней сватался. И отец говорит: «Любовь ваша одинакова, и этой юной девушке трудно выбрать. Но все же сегодня мы примем решение. Один из вас – из дальних мест. Другой – из здешних мест, но и он страдает беспредельно. И вот обоих вас очень мне жаль». И когда он это сказал, оба очень обрадовались. «Вот что я скажу вам: пустите ваши стрелы в речную птицу, что по реке плывет. Кто в нее попадет, тому и дочь отдам», – сказал он это, и они, проговорив: «Очень это хорошо», выстрелили, и один попал в голову, а другой тут же попал в хвост. И на этот раз нельзя было рассудить, кто победил.

В мучениях девушка:

Сумивабину

Вага ми нагэтэму

Цу-во куни-но

Икута-но кава ва

На номи нарикэри

Тяжело мне влачить эту жизнь,

И покончу я с ней.

Ведь в стране Цу

Река Икута, река «Живое поле»,

Одно лишь названье —

так сложила. Та палатка, выходила к самой реке, и она туда бросилась. Отец в смятении закричал, по берегу заметался. И тут оба кавалера, что за ней ухаживали, в одно и то же место кинулись за ней. Один схватил ее за рукав, другой схватил за ноги, так все и утонули. Отец в горе вытащил их тела на берег, причитал он, плакал и похоронил дочь. Родители обоих юношей явились. Рядом с ее могильным холмом сделали еще могилы, а когда стали хоронить, отец того, что из страны Цу, сказал: «Кто из той же стороны, того и хоронить вместе с ней. А тот, что из другой, как же можно его в той же земле?» [391] . И когда он воспротивился, отец того, что из Идзуми, нагрузил на корабль землю из провинции Идзуми, привез сюда же и в конце концов похоронил сына. И вот, говорят, могила девушки стоит в середине, а слева и справа – могилы юношей.

В старину это было, изобразили все это на картине и поднесли императрице [392] , ныне уже покойной, и все придворные на эту тему слагали стихи будто бы от их имени. Исэ-но миясудокоро [393] (за юношу):

Кагэ-то номи

Мидзу-но сита-нитэ

Ахимирэдо

Тама наки кара ва

Кахи накарикэри

Лишь тенями

Под водой

Встретились мы.

Но тело без души —

Какой от него прок? [394]

От имени девушки одна принцесса [395] :

Кагиринаку

Фукаку сидзумэру

Вага тама ва

Укитару хито-ни

Миэн моно ка ва

Беспредельно

Глубоко погрузившаяся

Душа моя

С тем, кто так поверхностен,

Разве встретиться может?

Еще Исэ-но мия (за юношу):

Идзуку-ни ка

Тама-во мотомэн

Ватацууми-но

Коко касико то мо

Омохоэнаку-ни

Где же мне

Душу ее найти?

Широкое море —

Здесь она или там?

И этого мне не понять.

Хёэ-но мёбу [396] :

Нука-но ма мо

Моротомо-ни то дзо

Тигирикэру

Афу то ва хито-ни

Миэну моно кара

И в могиле

Вместе быть

Поклялись,

Ведь наши встречи людям

Не видны там [397] .

Итодокоро-но бэто [398] :

Катимакэ мо

Накутэ я хатэму

Кими-ни ёри

Омохи курабу-но

Яма ва коютомо

Победителя и побежденного

Так и нет – вот чем кончилось,

Хоть в любви к тебе

Состязались мы,

Гору «Состязание» переходя.

От имени девы еще при жизни:

Афу кото-но

Катами-ни уфуру

Наётакэ-но

Тативадзурафу-то

Кику дзо канасики

Быть коромыслом

И нести корзины

Шелестящему бамбуку

Так трудно —

Узнала я об этом и грущу [399] .

И еще:

Ми-во нагэтэ

Аваму-то хито-ни

Тигиранэдо

Укими ва мидзу-ни

Когэ-во нарабэцу

Расставаясь с жизнью,

Все же встретиться с тобой —

Такой клятвы я не давала.

Но бренное мое тело

На воде показалось [400] .

Еще за одного из юношей:

Онадзи э-ни

Суму ва урасики

Нака нарэдо

Надо вага-то номи

Тигирадзарикэму

В одном потоке [с тобой]

Жить отрадно.

Но все же

Отчего ты не мне одному

Клятвы давала? [401]

В ответ дева:

Укарикэру

Вага минасоко-во

Охоката ва

Какару тигири-но

Накарамасикабэ

Печальное

Тело мое на дне.

Ах, если бы

Такой клятвы

Я не давала! [402]

Еще за другого юношу:

Вага то номи

Тигирадзу нагара

Онадзи э-ни

Суму ва урэсики

Мигива то дзо омофу

Хоть не мне одному

Ты клялась,

Все же в одном потоке [с тобой]

Жить – отрадной такая судьба

Представляется мне [403] .

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза